Придерживайся намеченной программы, Даниэлла».
Я мысленно заткнула уши, но было уже поздно. Яд сделал свое дело.
Для пикника Крис выбрал безлюдную песчаную полосу на Люси-Винсент-Бич. Там действительно не было ни души.
– Нам обязательно сидеть здесь? – нервно спросила я, едва Крис расстелил большой клетчатый плед на сухом песке.
– Что-то не так? – спросил он, не обращая внимания на угрозу.
Я показала на орду, или стаю, или шайку – выбирайте что хотите – морских чаек в нескольких ярдах от нас.
– Чайки? – удивился Крис. – Что они нам могут сделать? Ну, садись!
Я неохотно послушалась, не сводя глаз с шайки пернатых бандитов.
– Вон тот смотрит на меня! – вдруг завопила я, цепляясь за руку Криса.
Пусть сам сидит спиной к врагу! Только не я!
– Который? Тот маленький коричневый? По-моему, он и не думал на тебя смотреть. Может, он косой или что-то вроде?
– Нет, нет, нет! Не маленький коричневый! Вон тот, гигант!! О Господи, да он больше твоего грузовика!
– Настоящие нахалы, верно? – засмеялся Крис. – Зато перья у них на груди поразительно белые. Белее снега.
Меня передернуло. Как он может?!
– Они омерзительны! Стервятники! Едят всякую дрянь, даже падаль! По-моему, они чувствуют, что я их терпеть не могу. Крис, я их боюсь. Давай уберемся отсюда.
– Уверена, что не хочешь сначала поужинать?
Я задумалась. Есть хотелось ужасно.
– Ладно. Если обещаешь держать этих… тварей подальше от нашей еды. Если хотя бы одна подойдет ближе чем на двадцать футов, меня инфаркт хватит.
– И часто ты подвержена таким… приступам? – спросил Крис, и мне показалось, что на его губах играет улыбка.
– Нет, – призналась я. – Но чайка, схватившая мой ужин, может стать первой в длинной череде подобных несчастий. Лично я считаю их крылатыми крысами.
– Голуби. Крылатые крысы – это голуби.
– У тебя свои крысы, у меня – свои.
«Кожа и кружева, – подумала я. – Город и деревня. Евреи и христиане».
Ничего у нас не получится. По крайней мере в обозримом будущем.
Но сегодня?
Я была уверена, что все будет тип-топ! Особенно после того, как увидела содержимое привезенной Крисом большой корзины для пикников. Вино, правда, не слишком дорогое, но вкусное. Багет, кусок сыра бри и виноград. Стандартный набор. Все очень мило. Он даже додумался захватить салфетки. Не каждый парень помнит о салфетках. И штопоре. И пластиковых стаканчиках.
Крис не забыл ни одной мелочи.
Что же, неплохо. Насколько я могу судить по своему немалому опыту, большинство мужчин вообще зациклены исключительно на своих машинах и компьютерах.
Мы ели и говорили, и, хотя вовсе не касались политики или искусства, беседа не прерывалась ни разу.
А закат был просто невероятный. То есть хочу сказать, я видела немало закатов. Но это было что-то!
– Мне хотелось бы иметь платье-саронг таких оттенков оранжевого, – вздохнула я, показывая на огненную полосу, протянувшуюся вдоль горизонта. – Видишь?
– И в этих тонах ты была бы прекрасна.
Я вздохнула:
– Жаль, что не взяла с собой камеру. Могла бы захватить с собой снимок, когда хожу по магазинам…
Крис коснулся пальцем моего подбородка и повернул меня лицом к себе. В свете заходящего солнца его глаза ослепительно сверкали.
– Даниэлла, я впервые встретил такую девушку, как ты. Ты такая… не знаю, как сказать… такая живая! И веселая. И естественная. Всегда остаешься собой.
Еще бы! Кем же еще мне быть? Лучше меня все равно не найти.
– Спасибо, – поблагодарила я вслух. Но не ответила комплиментом. Не стоит щедро раздавать комплименты. Мужчина может посчитать, что я у него в кармане.
И хотя я вовсе не собиралась встречаться с Крисом после сегодняшнего вечера, все же не хотела, чтобы он посчитал, будто я у него в кармане.
Едва солнце коснулось горизонта, Крис поцеловал меня. Долгим, глубоким поцелуем, и совсем не слюнявым. Настоящий мастер! Где он научился так целоваться?
Но я не сказала ему об этом.
Крис накинул мне на плечи свой свитер, и мы, сплетя пальцы, долго сидели голова к голове в сгущавшейся темноте.
«Как обидно, что поблизости нет ни одного журнального фотографа! Какая изумительная обложка могла бы получиться!» – думала я.
ДЖИНСИ
ПОЧЕШИ-КА МНЕ СПИНУ
Чего только мы не делаем для друзей.
Или знакомых.
Или соседок.
То есть для людей, которых едва, черт подери, знаем.
Как-то вечером Клер позвонила мне домой – впервые – и спросила, не хочу ли я пойти с ней завтра на вечеринку по случаю рождения ребенка у одной из ее коллег.
– С каких это пор ты берешь с собой кого-то на вечеринку по случаю рождения ребенка? – удивилась я, раздавив босой ногой таракана. – Мы даже не знакомы с этой цыпочкой. И наверное, придется покупать подарок?
Клер молчала, словно пытаясь придумать разумное объяснение.
Ей следовало бы сделать это прежде, чем поднять трубку и приставать ко мне с глупыми просьбами.
– Ну? – подстегнула я.
– Пожалуйста, пойдем! Никаких подарков не надо. Я скажу, что ко мне приехала подруга из другого города. Мы ненадолго. Ну, Джинси, я очень тебя прошу.
«До чего же одинока эта бедняжка, если просит меня, совершенно чужого человека, который к тому же вечно над ней подтрунивает, о таком одолжении?» – подумала я.
– Ну, ладно.
Какой же мямлей я становлюсь!
– У меня полно отгулов. Только предупреди, где и когда. И что надеть.
– Спасибо, Джинси. Я очень тебе благодарна. Правда. И я у тебя в долгу, – вздохнула Клер.
Оказалось, великое событие произойдет днем в «Четырех сезонах». Гребаные «Четыре сезона»!
Я представила вечеринки по случаю рождения детей, которые давали мои мать и тетка: фигурное желе, амброзия из тертого кокоса и апельсинов, кексы. Газировка. И никаких овощей, не говоря уже о маленьких сандвичах, если, конечно, не считать сандвичами ломтики сыра, втиснутые между крекерами.
Сидя рядом с Клер в своем единственном приличном черном костюме с белоснежной салфеткой на коленях, я вдруг почувствовала нестерпимое желание отведать банановых ломтиков, болтающихся в красном липучем клее.
Ничего, сойдет и алкоголь.
