Альберт направил на мерзкую штуковину удар октариновой молнии и злобно ухмыльнулся, когда статуя, взорвавшись, разлетелась в пыль.
— Вот так, — обратился он к Плоскому миру в целом. — Я вернулся.
Легкое покалывание ожившей магии ручейком протекло по руке и зажгло теплое сияние в его сознании. Как он тосковал по ней все эти годы…
Звук взрыва встревожил волшебников. Торопясь, они набежали через большие двойные двери и с самого начала пришли к неверному выводу.
Перед ними стоял опустевший пьедестал. Надо всем витало облако мраморной пыли. И прямо из него, бормоча себе под нос, широким шагом выступил Альберт.
Волшебники в задних рядах начали как можно быстрее и бесшумнее покидать помещение. Среди них не было ни одного, кто бы за свою веселую юность не надел на голову старого Альберта предмет общественного пользования спальни, не вырезал свое имя на какой-нибудь из холодных анатомических деталей статуи или не пролил пиво на пьедестал. Хуже того, во время Развеселой Недели, когда вино лилось рекой, дорога до уборной казалась слишком долгой. Чем ползти туда спотыкаясь, лучше… В те времена эти шутки выглядели весьма забавно. Внезапно они перестали казаться таковыми.
Только двое остались, чтобы принять на себя удар. Один — потому что запутался мантией в двери, а второй — потому что был, вообще-то, человекообразой обезьяной и человеческие дела его особо не напрягали.
Альберт сгреб за шиворот пытающегося уйти сквозь стену волшебника. Тот пронзительно завопил.
— Хорошо, хорошо, я все признаю! Я был пьян тогда, поверь мне, я не знал, что делаю, ох, сожалею, всей душой каюсь…
— Слушай, о чем ты тут болтаешь? — полюбопытствовал искренне озадаченный Альберт.
— … так сожалею, если бы я только мог объяснить тебе, как я сожалею, мы бы…
— Прекрати молоть чушь! — Альберт бросил взгляд на маленького орангутанга, который ответил ему теплой дружелюбной улыбкой. — Как тебя зовут?
— Да, сэр, я перестану, сэр, прямо сейчас, больше никакой чепухи, сэр… Ринсвинд, сэр.
Помощник библиотекаря, если не возражаете.
Альберт смерил его взглядом с ног до головы. Человечек выглядел несчастным и потрепанным. Он походил на приготовленный для стирки предмет одежды. Вот до какого плачевного состояния дошло волшебство, решил Альберт, с этим надо что-то делать.
— И что же это за библиотекарь, который взял тебя в помощники? раздраженно осведомился он.
— У-ук.
Что-то, похожее на теплую мягкую кожаную перчатку, попыталось взять его за руку.
— Обезьяна! В моем Университете!
— Орангутанг, сэр. Прежде он был волшебником, но попался в ловушку какой-то магии, сэр, теперь он не позволяет нам себя уволить, к тому же он единственный, кто знает расположение всех книг, — принялся с жаром объяснять Ринсвинд. — Я слежу, чтобы ему вовремя поставляли бананы, — добавил он, чувствуя, что требуются какие-то дополнительные объяснения.
Альберт посмотрел на него испепеляющим взором.
— Заткнись.
— Затыкаюсь прямо сейчас, сэр.
— И скажи мне, где Смерть.
— Смерть, сэр? — переспросил Ринсвинд, прислоняясь к стенке.
— Высокий, похож на скелет, синие глаза, шествует, ГОВОРИТ ВОТ ТАК…
Смерть? Не видел его в последнее время?
Ринсвинд сглотнул.
— В последнее время нет, сэр.
— Ну а мне он нужен. Этой чепухе надо положить конец. Я намерен положить ей конец сейчас, понятно? Я хочу, чтобы восемь старших волшебников собрались здесь, на этом самом месте. Чтобы через полчаса они были здесь, со всем оборудованием, необходимым для проведения Обряда АшкЭнте, надеюсь, это понятно? Не скажу, чтобы твой вид внушал мне большую уверенность. Жалкая кучка протирателей штанов — вот вы кто. И хватит цепляться за мою руку!
— У-ук.
— А я сейчас направляюсь в пивную, — отрезал Альберт. — В ваше время где-нибудь продается мало-мальски приличная ослиная моча?
— Есть «Барабан», сэр.
— «Порванный Барабан?» На Филигранной улице? Все еще стоит?
— Ну, время от времени у него меняют название и до основания перестраивают, но место, само место, э-э, на этом самом месте уже много лет.
Я так думаю, в горле у вас порядком пересохло, а, сэр? — полюбопытствовал Ринсвинд с чуть заметным оттенком товарищеского понимания.
— Что ты можешь об этом знать? — резко произнес Альберт.
— Абсолютно ничего, сэр, — с готовностью согласился Ринсвинд.
— Ну так я отправляюсь в «Барабан». Полчаса, не забывай. И если, когда я вернусь, они не будут ждать меня здесь… короче, им лучше быть здесь!
Окруженный облаком мраморной пыли, он покинул помещение, подобный разъяренному шторму.
Ринсвинд проследил за его отбытием. Библиотекарь взял волшебника за руку.
— И знаешь, что во всем этом самое худшее? — произнес Ринсвинд.
— У-ук?
— Я ведь тоже мог на него наорать.
* * *
А тем временем Альберт сидел в «Залатанном Барабане» и остервенело спорил с хозяином по поводу содержания пожелтевшей таблички, тщательно передававшейся от отца к сыну, пережившей одно цареубийство, три гражданских войны, шестьдесят один крупный пожар, четыреста девяносто ограблений и более пяти тысяч кабацких драк и по-прежнему гласившей, что Альберто Малих должен заведению три медных монеты плюс процент. На данный момент общая сумма достигла астрономической цифры, равной стоимости содержимого крупнейших сокровищниц Плоского мира. Это лишний раз доказывает, что анкский торговец с неоплаченным счетом обладает памятью, способной заставить заморгать даже слона…
А тем временем Бинки неслась над огромным, таинственным континентом под названием Клатч.
Барабанный бой сотрясал зловонные, тенистые джунгли, и колонны завивающегося барашками тумана поднимались от невидимых миру рек, под поверхностью которых прятались безымянные существа, высматривая, не пробежит ли мимо потенциальный ужин.
— С сыром больше не осталось, тебе придется есть с ветчиной, — сообщила Изабель. — Что это там за свет?
— Световые Дамбы, — ответил Мор. — Мы приближаемся. — Вытащив из кармана песочные часы, он оценил уровень песка. — Но все еще недостаточно близки, черт побери!
Световые Дамбы лежали в сторону Пупа по отношению к направлению движения Бинки. Они походили на водоемы света и именно таковыми и являлись.
Некоторые из населяющих местность племен соорудили в пустынных горах зеркальные стены с целью накапливания дневного, медленного и немного тяжелого света Плоского мира. Собранный свет использовался в качестве валюты.
Бинки скользила над кострами кочевников и безмолвными болотами реки Цорт. Впереди, окаймленные лунным сиянием, начали вырисовываться знакомые очертания.
