— Выпей это, — сказал он и дал ей в руки теплую кружку.
«Выпей меня. Алиса в Стране чудес».
«Если хочешь, можешь сейчас никого не учить».
«Не могу. Только тогда со мной никто не пререкается».
Ангус мягко толкнул ее на диван и накинул ей на колени одеяло.
— Я знаю, что никак не смогу заменить нашего великого психологического консультанта, но, хм, если хочешь, расскажи, что случилось, я буду только рад помочь тебе сбросить этот груз.
— Но у тебя же мигрень… — попыталась она отвлечь его внимание, отлично понимая, что делает.
Ангус взбил подушку и положил ей под голову.
— Я принял все таблетки, сколько только можно, — мне же завтра нужно быть в форме, чтобы встретиться с представителем пивоваренной компании. Ты знаешь, в погребе снова забарахлили насосы. Мне никак не настроить их так, чтобы было нужное давление, и… — Он увидел, что лицо Мэри потускнело. — Давай, выкладывай все, что накопилось в груди.
Мэри заметила, что он не стал повторять свою любимую присказку, что-то типа «и в какой груди!». Наверно, он старается изо всех сил. Или же она совсем уж плохо выглядит.
— М-м, — начала она. Как только она расскажет Ангусу, все станет совсем настоящим, и ей придется самой с этим разобраться. Она вцепилась пальцами в одеяло. Лучше рассказать ему, чем кому угодно другому из ее знакомых. Лучше, чем Айоне. От мысли о том, что нужно все рассказать Айоне, ей хотелось убежать куда-нибудь подальше. Это было бы признанием всех тонких намеков, которые бросала Айона насчет Криса, согласием со всеми осторожными вопросами о ее браке, — как же упорно она его отстаивала. Рассказать Айоне означало подтвердить, что все это время Мэри заблуждалась.
Ангус дал ей стакан воды и ничего не сказал.
Мэри набрала в легкие побольше воздуха.
— Сегодня утром я получила письмо от Криса. Я тебе говорила, что он в Косово. Ну вот, он хочет там остаться. — Она сглотнула. — Он, э-э… Он хочет оформить раздельное проживание.
Она посмотрела на Ангуса, чтобы увидеть его реакцию, но он нарочито устремил взгляд на стену, на огромную фотографию, которую Айона увеличила до размеров плаката, — там изображался закат над кружевным висячим мостом. Он подождал пару секунд на случай, если Мэри еще не договорила, а потом положил на ее руку свою и стал большим пальцем мягко гладить ее ладонь.
Его молчание немного смутило ее, потому что она привыкла встречать в таких случаях немедленную бурю женского сочувствия, соболезнований и осуждения. Но реакция Ангуса заставила ее почувствовать непривычное спокойствие, как будто он мог бы разобраться со всем тем, что ее мучило, расставить все на свои места. Мэри не могла бы даже представить, чтобы это мог сделать Джим, прославленный паникер; а потом у нее в голове как будто прочиталось: ведь за все годы с Крисом он не разу не дал ей почувствовать, что в состоянии контролировать ситуацию. Он, как мяч в игре, передавал ей все, по поводу чего нужно было принять решение, и она всегда брала это на себя, считая это своей обязанностью. И он до сих пор это делал, — он снова заставлял ее принимать решение.
— Мэри, как я тебе сочувствую, — наконец сказал Ангус, и она прикрыла глаза, ощутив явную печаль в его голосе. — Иди сюда. — Он протянул руки, и она упала в них, закрывая глаза, чтобы не полились слезы.
— Здесь это его письмо?
Мэри почувствовала, что он потянулся и взял ее сумочку, и кивнула, не желая смотреть в ту сторону.
— Может, мне самому прочитать? Тогда тебе не придется рассказывать.
Это было хорошо, потому что Ангус не стал бы вытягивать из нее подробности. Она прижалась головой к его подмышке и почувствовала, что все ее мышцы ослабли и размякли. Ноги у нее гудели от долгого хождения по паркам, в голове раздавались удары пульса. На него наверняка сильно давила тяжесть ее тела, привалившегося сбоку, но Ангус не жаловался и не пытался подвинуться, — он просто излучал тепло и спокойствие, как большой радиатор. От него исходил вполне различимый аромат дремлющего мужчины — очень мужественный запах, который еще не превратился в запах пота, — к нему добавлялась и нежная лимонная нота — гель для душа. Ангус не пользовался лосьоном после бритья, как бы не добивалась этого Айона, но мылся он часто.
Долгое время царила тишина — Ангус читал письмо Криса, а Мэри старалась не провалиться в забытье. Ей казалось, что он время от времени бормочет: «Гад!», хотя, возможно, это был звук ее собственной судорожной икоты. Наконец Ангус протяжно выдохнул, — она слышала, как воздух с шумом вылетал из его груди.
— Что он имел в виду под словами «католический опыт»? Он хотел сказать, что с ним многое происходит? Или что на него снисходят откровения, и он видит со всех сторон Богоматерь на ослике?
— Я думаю, он имел в виду катарсис.
Ангус фыркнул носом.
— Ну, как мне кажется, это слово тоже не совсем… Да, конечно, он наверняка испытал чувство вины.
Они еще несколько мгновений сидели молча, а снаружи доносился далекий шум проезжающих машин, грохот поездов. На кухне хлопнула маленькая дверца для кошек, и вошла Леди Кошка, как всегда шелковистая, если не считать торчавшей шерсти на ногах, — она явно гуляла по мокрой траве, и шерстка была похожа на бахрому на ковбойских брюках. Она крадучись прошла и села за радиатором.
— Что ты будешь теперь делать? — спросил он наконец.
Типично мужской вопрос. Губы Мэри улыбнулись, хотя она и не думала улыбаться, а в глазах все еще стояли слезы. Айона спросила бы, что она чувствует, Тамара — почему это произошло.
Она моргнула. Что она будет делать? А какой смысл теперь что-то делать? Конец. Конец игры.
Ну мать-перемать! Ты никогда не была такой бесхребетной.
Мэри сама удивилась словам, которые пришли ниоткуда и сорвались с ее губ.
— Думаю, он прав, нам нужно расстаться.
И она понимала, что это будет правильно, несмотря на все внутреннее сопротивление. Почему-то было легче сказать об этом Ангусу, а не кому-то другому. Он знал, что значит проиграть с достоинством, — в бизнесе не все складывается так, как тебе бы этого хотелось. Это не значило, что ты не пытался добиться своего.
— Знаешь, я никогда не думала, что у меня будут такие отношения в семье. Да наши отношения и на семью были не похожи, — он делал все, что ему захочется, а я обо всем заботилась за нас обоих.
Наступила напряженная пауза.
— Знаю, это как будто традиционная патриархальная семья, только наоборот, — рассказывала Мэри, — но мне-то хотелось чего-то более современного. Например, чтобы оба супруга жили в одной стране. И любили друг друга. — Она прикусила губу.
— Тебе не надо стараться быть красноречивой, — сказал Ангус. — Ты вообще можешь сейчас ничего не говорить. — Он погладил ее по голове; снова они сидели, не говоря ни слова.
