— Я хочу всегда быть с тобой.
— И я.
— Я умру без тебя.
— И я.
— Я никогда никого больше не полюблю.
— И я.
— Я…
— И я.
Мы довольно долго пробирались среди густых зарослей. Я крепко держалась за Лешкин пояс, а он, вытянув вперед руки, отводил ветви от наших лиц. Достигнув границы освещенного пространства, мы первым делом взглянули на часы, потом оглядели друг друга.
Часы успокоили нас, сообщив, что мы отсутствовали чуть больше часа. Внешний осмотр тоже дал положительный результат. Одежда и прически оказались в полном порядке. Почему иначе?
Чем ближе к дому, тем больше света, шума, праздника. Музыка, смех, голоса…
— А где здесь? — Я затруднилась с вопросом. Лешка сокрушенно качнул головой:
— Пойдем.
Он за руку вел меня вокруг дома. Я испытывала неловкость оттого, что пришлось спросить его о туалете, и оттого, что он меня провожает.
Я видела, Лешку злит моя щепетильность. Он считает, раз мы женимся, между нами нет запретных тем. Я считаю, запретные темы остаются и после свадьбы.
«Он чего, меня до дверей поведет? — паниковала я. — А может, дверь галантно откроет, пропустит и останется стоять ждать?»
Я была близка к обмороку. К счастью, у Лешки случился нечастый приступ понимания. Он остановился у заднего крыльца и сказал:
— Войдешь в дом, сразу налево по коридору первая дверь, вторая — ванная. Я буду у стола.
Лешка стоял у стола в компании нескольких парней и девушек. Я подошла, и он познакомил меня с друзьями. Потом началась обычная вечеринка: немного вина, танцы, шутки, легкий флирт. Я насмеялась и натанцевалась и уже немного устала, когда откуда-то возникла Мария Алексеевна и предложила пойти домой. Лешка разгулялся и не хотел уходить. Он немного поклянчил, но я решительно подхватила под руку свекровь, и ему пришлось смириться.
Дом высился темной глыбой, но при нашем появлении, в окнах первого этажа загорелся свет. Мария Алексеевна вырвалась из моей руки и, забавно подпрыгивая, устремилась к калитке.
— Это папа вернулся! — с радостным придыханием выкрикнула она на бегу.
Я оказалась неготовой к встрече с Лешкиным отцом. Вот странно, вроде как я здесь, чтобы с ним познакомиться, и ждала его приезда, а оказалась неготовой. Именно сейчас, в данную минуту. А ведь до этого совсем не волновалась, да что там, не волновалась — думать не думала о Лешкином отце.
Какая у них семья? Какие отношения? Почему-то вспомнились стихи из книжки Марии Глебовой. Я читала ее сегодня, и стихи меня удивили.
Что он за человек — Лешкин отец? Я совершенно растерялась и мысленно кляла себя за бестолковость. Собралась замуж и ничего не знаю о родителях жениха. Ну не дура? Есть ли еще такие на свете? Правда, кем бы и какими бы ни были Лешкины родители, моего отношения к нему это не изменит. Но все же хоть из обычного нормального человеческого любопытства могла бы спросить? Нет, не спросила. Никогда не спрашивала. И Лешка у меня ничего не спрашивал. Нам было не важно. Хватало друг друга. Как же так? Вот ужас-то…
Мой шаг невольно замедлялся и замедлялся. Лешка тоже не проявлял нетерпения. Он не побежал вслед за матерью, спеша пасть в отцовские объятия. Нет, он спокойно шел, даже не шел, скорее, топтался рядом со мной.
Когда нам все-таки удалось достигнуть калитки, дорожка к дому ярко освещалась светом из окон. Мария Алексеевна метеором преодолела расстояние до любимого и уже скрылась в доме.
Почему-то ее стремление к мужу сильно подействовало на меня. Я дернула Лешку за рукав, увлекая в наиболее темный угол двора. Лешка послушно шагнул за мной и в темноте сразу полез обниматься, ошибочно решив, что позван именно для этого.
Я не стала его разубеждать, устроилась в теплых руках и дала немножко себя потискать. Занятие начало меня увлекать, я испугалась, что забуду, о чем хотела поговорить с Лешкой, и решительно уперлась ладонью ему в грудь. Лешка не сразу понял, чего я хочу, а поняв, слегка ослабил хватку и засопел обиженно.
— Леш, — попросила я негромко, — давай я познакомлюсь с твоим отцом завтра?
— Давай, — охотно согласился Лешка и снова притиснул меня к себе.
Очень хотелось спать, глаза слипались, но я даже помыслить не могла о расставании с теплым, нежным Лешкой. Мы сидели, обнявшись, на досках, сложенных за сараем, и молчали. Последние полчаса мы даже не целовались, просто сидели и смотрели на звезды. Лешка тихонько запел. Негромко очень верно и мелодично он пел старую итальянскую песенку. Я уже слышала однажды, как он ее поет. В тот раз Лешка был очень счастлив. Значит, и сейчас тоже. Почему-то я вся прониклась нежностью и благодарностью. И почему-то вспомнила, что так и не поговорила с Лешкой о родителях. Очарование разрушилось, я разволновалась, не зная, с чего начать разговор, и ляпнула первое, что пришло на ум.
— Леш, а отец уходил от вас? В другую семью?
Лешка не вздрогнул, не крикнул, не отшатнулся. Сидел как сидел, обнимал меня, глядел на звезды, спросил без удивления:
— Почему ты так решила?
— Из-за стихов, — неловко ответила я, сгорая от стыда. Поинтересовалась семьей жениха, называется.
Лешка помолчал, обнял меня покрепче, прижался щекой к моему виску. Я замерла, он заговорил, и я с удивлением услышала в его голосе улыбку. Он читал стихи, написанные его матерью, и я слышала в его голосе нежность и тихую гордость. Мне нравилось, как Лешка читал стихи Истоминой, я даже расстроилась, когда он без паузы спросил:
— Эти?
— Да. А ты что? Все ее стихи наизусть знаешь?
Лешку позабавило благоговение в моем голосе, и он рассмеялся. Его тихий смех что-то сделал со мной. Я неожиданно для себя обхватила руками смутно белеющее в темноте лицо и быстро покрыла поцелуями. Лешка благосклонно переждал мой приступ, а когда я, застеснявшись, спрятала лицо у него на шее, погладил по плечу.
— Это не про нас. Плод фантазии. У мамы чрезвычайно развито поэтическое воображение. Она вживается в образ и пишет от лица героини. У нее есть потрясающий военный цикл. Одно стихотворение «Сон матери». Она представила, что меня убили в Афгане. Потрясающе. Мне было восемь лет, я жил с ее родителями.
Я надеялась услышать стихи. Но Лешка стихов читать не стал, а стал обниматься и целоваться.
Дверь скрипнула у меня за спиной. Лешка в последний раз прижал меня к своему твердому животу, одновременно ткнувшись лицом в мою шею, и я ступила на лестницу. По-хорошему следовало бы умыться, а то я и вчера легла без этого.
Из-под двери ванной пробивалась полоска света, и слышался шум льющейся воды. Я немножко постояла, послушала, подумала, что не такая уж я и грязная. Утешив себя таким образом, решила завтра встать пораньше и пробраться в ванную до домочадцев.
