В уединении Продолговатого кабинета, в своем личном святилище, патриций мерил шагами пол. Секретарь едва успевал записывать инструкции.
– И пошли людей закрасить стену, – наконец заключил лорд Витинари.
Волч Воунз приподнял бровь.
– Разумно ли это, ваша милость? – переспросил он.
– А тебе не кажется, что картина с застывшими на ней призраками обязательно вызовет комментарии и брожение умов? – кисло заметил патриций.
– Но свежая масляная краска в Тенях вызовет куда больше подозрений, – бесстрастно отозвался Воунз.
Какое-то мгновение патриций колебался.
– Хороший довод, – сухо швырнул он. – Тогда пусть эту стену вообще разрушат.
Он достиг конца кабинета, развернулся на каблуках и зашагал обратно. Драконы! Как будто и так мало важных, РЕАЛЬНЫХ проблем – нет, надо еще тратить время на подобную мистику.
– Ты в драконов веришь? – осведомился он. Воунз покачал головой.
– Их существование невозможно, ваша милость.
– Примерно то же самое слышал и я, – согласился лорд Витинари.
Он достиг противоположной стены и развернулся.
– Хотите, чтобы я изучил этот вопрос? – спросил Воунз.
– Да. Сделай это.
– И я прослежу, чтобы Ночная Стража не вылезала.
Патриций прекратил вышагивать.
– Стража? Эти-то? Мой дорогой дружище, Ночная Стража – сборище ни на что не способных бездельников, которыми командует беспробудный пьяница. Мне потребовались годы, чтобы достичь такого результата. Так что Ночной Стражи нам меньше всего следует опасаться.
Он задумался.
– Воунз, ты когда-нибудь видел дракона? Ну, большого дракона? Ах да, ты же сам говорил, что драконов не бывает.
– На самом деле драконы не более чем легенда. Предрассудок, – подтвердил Воунз.
– Гм-м, – продолжал рассуждать патриций. – И основная черта легенд – это, разумеется, их легендарность.
– Именно, ваша милость.
– Однако, если это так… – Сделав паузу, патриций некоторое время смотрел на Воунза. – Хотя ладно, – опомнился он. – Ты, в общем, разберись. И слышать не желаю о каких-то там драконах. Такого рода штуки вселяют в людей беспокойство. Разберись и пресеки.
Оставшись один, лорд Витинари встал и сумрачно оглядел из окна двуединый город. Опять начало моросить.
Анк-Морпорк! Кипящий вечными сварами город с населением в сотню с лишним тысяч! Это так говорилось, но реальное население, согласно личным подсчетам патриция, превышало данное число раз в десять. Юный дождик поблескивал на фоне панорамы башен и крыш, в своей свежести понятия не имеющий о том переполненном, кишащем злобными живыми существами мире, куда он ронял свои капли. Дождь поудачливее моросил бы на горные луга с овечками, мягко перешептывался над лесами или топотал, подобно букашкам, по поверхности моря. Однако дождю, выпадающему на Анк-Морпорк, грозили серьезные неприятности. С водой в Анк-Морпорке творили жуткие вещи. Во-первых, ее пили – но это меньшее из зол.
Город действовал, жил, и патриций радовался, окидывая его взглядом. Красотой Анк-Морпорк не блистал, не был он таким уж новым, не мог похвастаться отлаженной системой канализации и уж безусловно не являлся шедевром архитектуры; даже самые горячие приверженцы Анк-Морпорка согласятся, что если поглядеть на этот город с высоты птичьего полета, то создастся впечатление, будто кто-то с помощью камня и дерева попытался достичь эффекта, обычно связываемого с тротуаром возле круглосуточно работающей помойки.
Но город действовал. Этот мир жизнерадостно вращался вокруг своей оси, подобно гироскопу, выписывающему последнюю кривую. И это, согласно твердому убеждению патриция, объяснялось тем фактом, что ни одна группировка не обладала достаточным могуществом, чтобы нарушить существующее равновесие. Купцы, воры, убийцы, волшебники – все они изо всех сил боролись за первое место, не отдавая себе отчета, что никакой нужды в гонках нет. Просто они не настолько доверяли друг другу, чтобы остановиться и задуматься, а кто, собственно, разметил маршрут и держит стартовый флаг.
Патрицию не нравилось слово «диктатор». Оно оскорбляло. Он никогда никому ничего не диктовал. Да это было и ни к чему, вот в чем прелесть. Большую часть своей жизни он занимался тем, что изо всех сил поддерживал нынешнее состояние дел.
Разумеется, существуют группировки, жаждущие его ниспровержения, – это правильно и уместно, так и должно быть в живом, функционирующем обществе. И здесь тоже нельзя сказать, что он кого-то там притесняет. Ведь он лично основал большинство таких группировок. И самое прекрасное заключается в том, что почти все свое время они проводят в междоусобных сварах.
Патриций всегда утверждал, что человеческая природа – это удивительная вещь. Главное – нащупать рычаги.
Но по поводу всех этих драконьих делишек у него было неприятное предчувствие. Если и есть на свете существо, у которого нет рычагов, так это дракон. Да, надо бы побыстрее разобраться…
Ненужной жестокости патриций не одобрял
[13]
. И в бессмысленную месть он не верил. Но всегда искренне верил в то, что нужно вовремя со всем разобраться.
Забавно, конечно, но капитан Ваймс думал о том же. Он обнаружил, что идея о превращении граждан, пусть даже обитающих в Тенях, в огнеупорное покрытие ему не больно-то нравится.
И это сделали на глазах у Ночной Стражи. Ну, то есть более или менее на глазах. Как будто присутствие городских стражников ничего не значит, как будто стража всего лишь незначительная часть ландшафта. Вот что оскорбляет.
Вообще-то, это правда. Но от этого только горше.
А еще он не исполнил приказ – и это тоже выводило из равновесия. Разумеется, следы он все уничтожил. Но на самом дне выдвижного ящика древнего письменного стола, согнувшегося под грудой пустых бутылок, лежал гипсовый отпечаток. И присутствие этой улики ощущалось даже сквозь три слоя древесины.
Капитан Ваймс сам не понимал, что на него нашло. А теперь он собирался увязнуть еще глубже.
Он сделал смотр своим, за неимением лучшего слова, войскам. Велел старшим офицерам явиться в гражданской одежде. Это означало, что сержант Колон, всю жизнь не вылезавший из мундира, краснел и чувствовал себя неуютно в костюме, который обычно носил на похоронах. В то время как Шноббс…
– Я по-моему упомянул «гражданскую» одежду. Или у меня что-то не то с дикцией? – осведомился капитан Ваймс.
– Но, начальник, я всегда так одеваюсь, когда не на работе, – укоризненно ответил Шноббс.
– Сэр, – поправил сержант Колон.
– И разговариваю я сейчас тоже по-граждански, – возразил Шноббс. – То есть всячески выражаю инициативу.
