— Да, аркканцлер. Но потом он подал апелляцию.
— Апелляцию? По поводу сданного экзамена?
— Он заявил, что экзаменатор не заметил его ошибку в шестом вопросе, касающемся аллотропов октирона. Сказал, мол, не сможет жить с таким пятном на совести и до конца жизни будет терзаться сознанием, что нечестно опередил более достойных студентов. Кстати, на следующих двух экзаменах он набрал только 82 и 83 балла.
— Это почему же?
— Мы считаем, он решил не рисковать, мэтр.
Аркканцлер побарабанил пальцами по столу.
— Да, это недопустимо, — решил он. — Совершенно недопустимо, что он без конца оставался почти волшебником и втихомолку посмеивался над нами, надрывая себе… Что там люди себе надрывают?
— Абсолютно согласен, — благодушно прожурчал казначей.
— Мы должны поддержать его, — решительно заявил аркканцлер.
— Ты хотел сказать, перестать содержать, мэтр, — поправил его казначей. — Поддерживать его и дальше означало бы выставить себя в глупом свете.
— Да. Хорошая мысль. Давай-ка как следует выставимся, — согласился аркканцлер.
— Нет, мэтр, — терпеливо возразил казначей. — Он нас уже выставляет в глупом свете. А мы в ответ выставим его из Университета.
— Верно. Вообще всех выставим, — сказал аркканцлер. Казначей обреченно закатил глаза. — Ну, или только его, — добавил аркканцлер. — Значит, ты хочешь исключить этого парня из Университета? Какие проблемы, пришли его ко мне завтра утром и…
— Нет, аркканцлер. Просто так его не выгонишь.
— Как это? Мне казалось, вообще-то это мы руководим Университетом!
— Конечно, но с молодым Тугельбендом нужно быть крайне осторожным. Он знаток процедурных тонкостей. Зато завтра на выпускном экзамене мы можем подсунуть ему вот эту контрольную…
Аркканцлер взял протянутую бумагу. Прочел, шевеля губами.
— Всего один вопрос?
— Да. И он или сдаст, или завалит. Хотел бы я посмотреть, как он получит 84 балла из ста на одном-единственном задании.
В некотором смысле (не поддающемся определению наставников, к немалой их досаде) Виктор Тугельбенд был ленивейшим человеком за всю историю мироздания.
Не в обыденно-будничном смысле. Обыкновенная лень — это простое отсутствие усилий. Это Виктор давным-давно прошел, после чего быстренько одолел заурядную праздность и сейчас стремительным шагом продвигался все дальше и дальше. На уклонение от работы он тратил куда больше усилий, чем иные люди вкладывают в самый упорный труд.
Ему никогда не хотелось быть волшебником. Виктору вообще ничего не хотелось — лишь бы его оставили в покое и не будили раньше полудня. Когда он был маленьким, взрослые задавали ему обычные вопросы: «А ты кем хочешь стать, малыш? Что выберешь?» «Не знаю, — отвечал он. — А что у вас есть?»
Но долго так продолжаться не может — никто вам этого не позволит. Быть тем, кто ты есть, — мало; надо еще упорно трудиться, чтобы стать кем-нибудь еще.
И Виктор пытался. Довольно долго он пытался захотеть стать кузнецом: эта профессия казалась ему крайне интересной и романтичной. Но она предполагала тяжелый труд, возню с неподатливыми кусками металла. Потом он решил захотеть стать наемным убийцей, что представлялось необычайно лихим и романтичным занятием. Но оно также требовало приложения усилий, а главное, периодически надо было кого-нибудь убивать. Потом он попробовал захотеть стать актером — это казалось и драматичным, и романтичным одновременно, но подразумевало пыльные трико, тесные времянки и все тот же, к вящему его изумлению, тяжелый труд…
И в Университет Виктор отправился только потому, что легче было туда поехать, чем не поехать.
На лице его часто блуждала слегка недоуменная улыбка. От этого у людей складывалось впечатление, будто он чуть умнее, чем они. На самом же деле эта улыбка свидетельствовала о невероятных усилиях, которые Виктор прикладывал, чтобы разбирать человеческую речь.
У него были тонкие усики, которые, в зависимости от освещения, то придавали Виктору залихватский вид, то заставляли предположить, что он минуту назад лакомился шоколадным коктейлем.
Усами своими Виктор гордился. Тогда как студенты, сдав экзамены и став настоящими волшебниками, тут же должны были бросить мирское бритье и начать отращивать бороду, похожую на заросли дрока. При взгляде на старших волшебников казалось, что сквозь свои усы они способны добывать питательные вещества прямо из воздуха, как киты добывают их из моря.
Была половина второго. Виктор неспешной походкой возвращался из «Залатанного Барабана», самой вызывающе неблагопристойной городской таверны. Здесь стоит добавить, что походка Виктора Тугельбенда всегда казалась неспешной — даже когда он бежал.
Он был совершенно трезв и потому слегка удивился, оказавшись вдруг на Площади Разбитых Лун. Путь его лежал к тесному закоулку позади Университета и к тому участку стены, где несколько удобно расположенных расшатанных кирпичей уже много сотен лет позволяли будущим волшебникам потихоньку обходить правила Незримого Университета или, если уж выражаться совсем точно, через них перелезать.
Площади в его маршруте не было.
Он неспешно повернул назад, но тут же оглянулся. На площади происходило что-то непривычное.
Обыкновенно там ошивались всякие рассказчики историй, несколько музыкантов да посредники, выискивающие возможных покупателей на такие избыточные достопримечательности Анк-Морпорка, как Башня Искусства или Медный мост.
Но сейчас там находилась небольшая группа людей, занятая установкой большого экрана, который весьма смахивал на простыню, натянутую меж двух шестов.
Виктор подошел поближе.
— А что это вы тут делаете? — дружелюбно спросил он.
— Здесь будет представление.
— А-а. Актеры… — проговорил Виктор, не очень этим прельщенный.
Сквозь сырую тьму он лениво побрел прочь, но в этот момент из непроглядного мрака между двумя зданиями до него донесся чей-то голос.
— Караул, — негромко донес голос.
— Лучше по-хорошему отдай, — отозвался другой.
Приблизившись, Виктор вгляделся в темноту.
— Эй! — окликнул он. — Что тут у вас?
Последовало короткое молчание, после чего негромкий голос сказал:
— Ты, парень, шел бы своей дорогой, так ведь нет…
«У него нож, — подумал Виктор. — Сейчас он бросится на меня с ножом. А значит, или он меня прирежет, или мне придется удирать, а это такая трата сил!»
Люди, неспособные должным образом оценивать факты, решили бы, что Виктор Тугельбенд слишком тучен и изнежен. Между тем из всех студентов Университета он обладал самым спортивным телосложением. Таскать на себе лишние фунты — это ведь дополнительные усилия, поэтому Виктор позаботился, чтобы лишних фунтов у него не было, и поддерживал хорошую физическую форму. Кроме того, любое дело требует меньше усилий, если задействовать приличную мускулатуру, а не мешки с жиром.
