— Ну, по крайней мере, вас уличат только в том, что вы следите за собой, — сказала я. — Это лучше, чем уличить в липосакции.
— Боже, как я хотела бы быть на твоем месте, — сказала Арабелла. — Ты даже не представляешь себе, как легко тебе живется. Ты встаешь утром, выглядишь развалиной, но тебя это совершенно не волнует. Тебе не нужно ежедневно беспокоиться о том, что у тебя кошмарная прическа. — Для иллюстрации этого она подняла прядь моих волос с одной стороны. — И никому нет дела, что твои трусы выпирают сквозь платье.
Я испуганно посмотрела на линию трусов.
— Твоя жизнь прекрасна.
— И при этом я делаю вид, что я — это вы, — сказала я ей.
— Да, я тоже делаю вид, что я — это я, — ответила она, махнув рукой у меня перед лицом. — Ты ведь знаешь, я веду колонку.
— Не может быть? — воскликнула я в притворном изумлении.
— Я даже печатать не умею. Если бы мои родители не были теми, кто они есть, я тоже была бы никем. Я была бы просто как ты. Ты знаешь, как меня пугает эта мысль? А что делают твои родители, Люси?
— Лиззи, — поправила я.
— Уверена, что твой отец носит картуз, а мать ходит в магазин в шлепанцах.
Я открыла рот, чтобы возразить. В шлепанцах в магазин? Услышь моя мать такое обвинение, она бы вся побагровела от возмущения.
— Я уверена, что чай уже ждет его на столе, когда он приходит с работы или из агентства по трудоустройству. Я уверена, что они пьют пиво «лагер» из банок и смотрят «Бруксайд»
[31]
.
— На самом деле… — Я хотела сказать ей, что она ошибается.
Но ее уже понесло.
— Уверена, что твой отец брал тебя на футбольные матчи.
Он ненавидел футбол.
— И ты ела жареную картошку каждый божий день.
Ах, если бы.
— Я практически не видела своих родителей, пока была ребенком. Они запихнули меня в интернат, когда мне было три с половиной года, и я до шестнадцати лет не видела отца.
— Это звучит ужасно.
— Я думаю, что именно потому я такая, какая есть.
— Мне кажется, что вы симпатичная, — сказала я успокаивающе.
— Конечно, тебе кажется. Массе простых людей кажется, что я симпатичная. Но откуда им знать? Девушка, которая пишет эту колонку, — это не я. Я имею в виду, что не я ее пишу. Это какая-то секретарша из газеты. У меня нет времени. Но девушка, которую они себе представляют, читая мою колонку, тоже не я. Ты следишь за мной?
— Вроде бы да.
— У меня есть ужасное чувство, что где-то в глубине я такая же обычная. Я — это всего лишь куча дорогих шмоток. Это единственная разница между нами. — Она ткнула меня пальцем в грудь. — У меня есть красивые вещи, а у тебя… нет.
Я так и знала, что коричневое платье было ошибкой.
— Хотя ведь это настоящий Келвин Кляйн, да? — добавила она неожиданно трезво, невзирая на выпитое и вынюханное.
— Да, — ответила я. И хотя со мной в последнее время никто так хамски не разговаривал, меня неожиданно охватила волна вдохновения. Единственная разница между мной и Арабеллой Гилберт, как я это услышала из первых уст, состояла лишь во внешнем виде. Для меня это было огромным утешением.
— Знаешь, будь поосторожней с этой Мэри, — промычала Арабелла. — Она вроде бы твоя подруга, но на самом деле она хочет забрать то, что есть у тебя. Когда она это получит, она тебя бросит. Агенты все такие.
— Ну, в таком случае я рада, что она не мой агент. И я не представляю себе, что у меня есть такое, что она может забрать. Мы подруги уже сто лет. Ну, во всяком случае, не меньше девяти.
— Все-таки хочу тебе сказать, будь поосмотрительней, — сказала Арабелла. — Будь поосмотрительней и не верь никому.
— Спасибо за совет.
— Эй, там, внизу!
Тут как тут! Мэри неожиданно скатилась вниз по лестнице и оказалась рядом со мной и Арабеллой.
— Я иду домой, — сказала она Арабелле. — Наверху уже полное безумие. Одна из этих супермоделей достала бутылку абсента, абсент попал ей не в то горло, и, по-моему, она задохнулась. Слушай, Арабелла, ты не видела здесь такую тихую девчушку, с которой я пришла сегодня?
— Привет, Мэри, — сказала я, надеясь, что она шутит, зная, что я все время стою рядом с ней.
— О, привет, Лиз. Не возражаешь, если мы сейчас возьмем такси до дома?
— Я уже два часа жду, когда ты это скажешь, — призналась я.
— Что с тобой, Арабелла? — спросила Мэри светскую львицу, которая окончательно отбросила все попытки сохранять равновесие и висела на перилах, как выпотрошенная кукла.
— Мне кажется, она немного перебрала, — сказала я.
— Тогда лучше забрать ее с собой, — сказала Мэри, вставая и очень быстро трезвея. — Мне только не хватало, чтобы моего клиента нашли захлебнувшимся в собственной блевоте.
— Но она не твой клиент.
— Будет после сегодняшнего вечера. Рыбка уже на крючке. Пожалуйста, возьми ее под другую руку.
Я покорно забросила руку Арабеллы себе на плечо и помогла ей встать на ноги. Скоро я поняла, что Арабелла имела в виду, когда сказала, что это только кажется, что она «худая». Весила она тонну.
Глава пятнадцатая
Ну и вечерок! Все дорогу домой я молилась, чтобы Сима не улеглась до моего возвращения. Мне не терпелось вывалить на нее информацию о светском приеме: особенно тянуло расписать ей во всех деталях, как сама Арабелла Гилберт рыдала у меня на плече, рассказывая о неотвратимости грядущей липосакции. Хотелось рассказать про шампанское, закусках-канапе, про кокаин.
Но Сима уже легла — она говорила мне что-то про утреннюю смену в видеосалоне, а Жирный Джо тоже окопался у себя в бункере. За неимением Симы за слушателя сошел бы и он, хотя вряд ли его могли заинтересовать канапе, а кто такая Арабелла Гилберт он и понятия не имел.
Пришлось отложить сказки Шехеразады до следующего вечера.
Вместо этого я отправилась к себе в комнату и села на кровать, решив полюбоваться собой в стильном платье Мэри. Я вспомнила про суровую оценку Арабеллы, но линии трусов по-прежнему не увидела.
Я встала и, качая бедрами, направилась к большому зеркалу на стенке шкафа; ходила я ничуть не хуже Арабеллы. Так, с походкой все в порядке. Но произведет ли она впечатление на Брайана сразу, как только он увидит меня в Хитроу? Вот в чем вопрос.
Я решила, что спереди выгляжу совсем неплохо. Хотя меня несколько разнесло, от детского восьмого размера до двенадцатого (десятого по шкале «Маркса и Спенсера»), но все было, как надо и где надо. Талия у меня осталась тонкой, а грудь — большой (чем горжусь), бедра слегка раздались (сомнительное приобретение). То есть все же не хотелось выглядеть так, как будто я жду ребенка.
