— Когда любят и уходят к другому — это понятно. А когда… — сказал Володя.
Он сказал это после энергичного выступления жены, которое она перемежала Козловскими цитатами. Сказал и запнулся, подбирая выражение поприличнее.
— А когда увлекаются и никуда не уходят — это тоже нормально, — продолжила за него Майя.
— Для тебя — да. А для большинства людей — нет. Это ты можешь себе позволить, пользуясь тем, что я закрываю глаза на твое… В русском языке этому давно есть одно слово. Я думаю, ты знаешь какое.
— Ну, про слово не будем. Я не обиделась нисколько. А что касается того, что ты закрываешь глаза… то для тебя, Вовусик миленький, в этом есть огромный смысл.
— Какой же, позволь тебя спросить?
— Пока ты не встретил ту, с кем хотел и мог бы жить, тебе лучше со мной, чем одному. Уйти из принципа и маяться — глупо. Нам хорошо вместе. Тебе иногда больно (наверное, очень больно) оттого, что я… Но мне нужна подпитка, ты это понимаешь. Именно она дает мне возможность любить тебя. И ты это прекрасно знаешь.
— Брось, о какой любви ты говоришь? — Володя презрительно скривил губы.
— О моей. О моей любви к тебе. — Майя как-то неожиданно заплакала, подошла к дивану, где сидел муж, опустилась на пол, обняла его колени и разрыдалась уже громко, в голос. — Ну неужели ты не понимаешь, что ты — родной, близкий, единственный… И никто не нужен мне на твоем месте…
— Если бы ты меня любила…
— То не изменяла бы! Да? Ну кто придумал, что это должно быть именно так? Кто?! Ты ведь лучше других знаешь, что если я против своей воли буду вести тот образ жизни, которого ты от меня требуешь…
— Ничего я не требую. — Володя хотел отбросить Майины руки и встать.
Но она не пустила его и продолжала уже спокойно и тихо:
— Ты умный, ты все понимаешь. И догадываешься, каким (она выделила это слово) должен быть мужчина, чтобы его любила такая ненормальная, как я. Меня надо каждый день завоевывать. Словами, поступками, большими и красивыми. Тебе это не под силу. Да и никому не под силу.
— Тебе лучше было бы жить одной.
— Да, да! Я знаю это. Знаю, что мучаю тебя. Но ведь ты свободен. Брось меня. Уходи! Тебе будет легче?
— Нет. Я хочу, чтобы была семья, чтобы Вероника не рвалась между нами. Чтобы у нее был дом. Понимаешь ты это или нет?! — взорвался наконец Володя.
— Так и я этого же хочу, бестолочь несчастная! — тоже закричала Майя.
Потом она сникла, снова положив голову мужу на колени, и в колени же, глухо, спросила:
— Но разве только это? Разве ты меня не любишь?
— Люблю, — сказал Володя.
Сказал просто, без вздоха, без каких-либо особых интонаций. И все равно (Майя точно знала) это была правда.
— И я тебя. Только не по-твоему. Ты мне очень-очень нужен. Но я не могу стать другой. Понимаешь?
Володя отвернулся. Всегда считалось, что он это понимал. А вот выясняется, что нет. Не понимает. Осознание этого вернулось к Майе новым приступом отчаяния.
— Ну не могу! — зарыдала она и, отняв руки и голову от колен мужа, уткнулась лицом в пол.
Володя оставался сидеть на диване. Майя вытянулась на полу во весь рост и перевернулась на спину. Она перестала плакать, только вытирала обеими руками мокрое лицо и хлюпала носом. Ждала. Очень ждала, что муж подойдет и пожалеет.
— Бедная ты моя, — Володя присел рядом, положил руку ей на лоб, — по-моему, ты уже наревела себе температуру. Майя, ну давай ты меня простишь за этот разговор? Ладно?
Майя схватила его руку и начала исступленно целовать:
— Миленький мой, родненький, это ты, ты меня за все прости.
Потом, остановившись, помолчала и с трудом произнесла:
— После этих слов нужно сказать: я так больше не буду. А я не смогу тебе этого сказать…
— Ну и не надо. Успокойся. Хорошо?
Володя поднял Майю с пола. Она прижалась к нему, обессиленная, благодарная и покорная. Они стояли так долго. Майя боялась, что Володя оторвется первым и скажет какую-нибудь будничную фразу. А он хотел бы это сделать, потому что не любил подобных сантиментов, но знал, что жене это будет неприятно. И терпеливо ждал, когда она это сделает сама.
Был обычный день. Отчитав свой «современный русский» на инфаке, Майя Сергеевна должна была через полтора часа появиться в другом корпусе, на своем факультете. У нее сегодня была всего одна пара, хотелось домой. Но назначили заседание кафедры: полтора часа где-то болтайся, а потом будь добра явиться на это самое заседание.
Майя решила немного погулять, а по пути зайти в магазин, точнее, в торговый комплекс, который недавно открыли и назвали громко, с претензией — «Новый посад». Майя шла не спеша, наслаждаясь весенним воздухом, капелью, покоем и гармонией в душе. Вот она, такая молодая и симпатичная, идет себе по улице и всему радуется. Радуется тому, что у нее хорошая работа, где все ладится, что у нее замечательный муж, умный, тонкий, все понимающий, и красавица дочь, подающая большие надежды. И наконец, у нее есть Сережа. Молодой и сильный мужчина, которого она боготворит. Майю пронизало острое желание видеть, трогать, целовать его плечи, руки — всего, стройного и красивого, как молодой олень (когда и где Майя видела молодых оленей, она не помнила, но была уверена, что они выглядят именно так: настороженно-нежные глаза, гладкое и мускулистое тело, гармоничная подогнанность всех членов). Господи, за что ей такое счастье? И как скоро придется расплачиваться за то, что ей досталось так много хорошего в этой жизни?
Майя бродила по «Посаду», глазея на множество красивых и дорогих вещей, понимая, что ей никогда ничего из них не купить, и все-таки прикидывая, как бы она в них выглядела. Пожалуй, хорошо бы выглядела. Даже очень хорошо. Но она и без них — любима. С Сережей они виделись вчера. И пока он не пропал на неделю, она еще действительно чувствовала себя любимой.
Думая о своем, Майя как-то не очень хорошо различала вокруг себя людей. Их было, кажется, много. Кто-то вместе с ней двигался вдоль прилавков, кто-то спешил навстречу. Именно в спешащих навстречу вдруг ясно и очень близко обрисовались два знакомых лица. Первое — более знакомое, точнее, слишком знакомое, самое знакомое на свете — Сережино. И второе, знакомое меньше, по фотографии, — его жены Лены.
Наверное, нужно было сделать вид, что это люди из толпы — и не более того. И идти себе дальше. Нужно было. Но не получилось. Майины глаза остановились на Сережиных, и она никак не могла отвести их в сторону. С ним приключилось то же самое. И не заметить это было невозможно. Лена все и сразу поняла, попятилась назад. Майя в конце концов оторвала взгляд от Сергея и отвела его — но не в сторону (в сторону опять-таки не получилось). Она попала в другие глаза — глаза его жены. Там были боль, обида, смятение. И растерянность. И детская беспомощность. Но не было ненависти. Это Майя увидела и поняла сразу же. И ее захлестнуло чувство вины и благодарности к этой удивительной женщине. Которая, несмотря на свою молодость, была великодушна и мудра — так же, как Майин Володя.
