— Ну а мне, — произнесла я, когда все они уже давились от смеха, — на прошлой неделе прислали выводок мандавошек!
— О нет!
Их лица застыли в шоке. Я торжествовала.
— Целых три штуки, — пояснила я. — В маленьком пластиковом мешочке — жуткая гадость.
Получите!
— А мне писали знаменитости, — как бы невзначай заявила Джун Снорт.
— И кто же? — хором спросили мы.
— Не могу раскрыть их имена по очевидным причинам.
— Да, да, конечно, — согласно закивали мы.
— Могу только сказать, что это была очень известная австралийская поп-звезда.
— Не может быть!
— Послушайте, если у людей денег куры не клюют и они красивы, как боги, это вовсе не значит, что они счастливы. Даже звездам нужен совет.
— Мне один раз Мадонна написала, — сказала Лана Маккорд и расхохоталась. — У нее с Гаем Ричи были проблемы!
— Да, да, а мне Папа Римский — переживал из-за проблем в личной жизни! — пьяно хихикнула Карен Брейтуэйт.
К тому времени все уже изрядно выпили, и пошла пьяная болтовня. Даже Ситронелла и та наклюкалась.
— Но как же это тяжело — помогать людям советом, — угрюмо проговорила Лана Маккорд.
— Не знаю, — ответила я.
— Мы же берем на себя страдания других людей. В самом деле, какого черта нам это нужно?! Зачем?
— Затем, что мы можем многое изменить, — ответила я. — Можем спасти чьи-то отношения и даже жизнь. Выручить людей из неприятностей, — добавила я. — Вот зачем мы это делаем.
— Я так не думаю, — возразила Мэри Крейцлер. — По-моему, нам просто нравится наблюдать хаос, царящий в жизни других людей. Нас это успокаивает.
— Нет, это призвание, — настаивала я, — и, самое главное, мы понимаем, что нужны нашим читателям.
— Нет, — вмешалась Кэти. — Это они нам нужны. Давайте начистоту, девочки, все мы занимаемся этим, потому что тоже страдаем. Помогая другим, мы залечиваем собственные раны. У меня, например, было ужасное детство, — затянула она, потягивая куантро. Покачала головой и вздохнула. — Родители развелись, когда мне было восемь.
— Подумаешь, — возмущенно фыркнула Джун Снорт, — мои разошлись, когда мне было всего два года!
— А я с десяти лет хожу к психиатру, — призналась Кэти, откусывая птифур.
— Ну и что? — парировала Салли Трумен. — Я не вылезаю из кабинета психоаналитика с пятилетнего возраста!
— Я перепробовала все существующие наркотики, — заявила Лана. — Марихуана, кокаин, таблетки.
— В детстве мои родители меня просто не замечали.
— Моя мать страдала анорексией. Она мучила нас голодом.
— А мой отец был алкоголиком!
— Моя мать не разрешала мне завести дома животное — даже котенка!
— А у меня был котенок, но он умер!
— А мой щенок умер в мой день рождения — мне было пять лет!
— А надо мной в школе издевались! — выкрикнула пьяная Ситронелла. Мы тут же замолкли и подняли головы. Ее круглое лицо с зобом перекосилось от жалости к себе, брови полумесяцем поникли в поисках сочувствия. — Дети сделали меня козлом отпущения, — призналась она обманчиво мягким голосом. Я бы скорее поверила, что это она издевалась над всеми остальными детьми в школе. — Они вели себя так жестоко, — продолжала она, — но хуже всего было то, что я училась в очень дорогой частной школе. — Ага, заливай дальше. — И все потому, что они мне завидовали, — добавила она с пьяным вздохом, — потому что я была лучшей ученицей в ихней школе.
— В их школе, — поправила я.
— Что?
— Ты была лучшей ученицей в их школе, — невозмутимо повторила я.
Она кинула на меня злобный взгляд.
— Это было… ужасно, — произнесла она со скорбным выражением лица.
— Бедняжка, — проговорила я. Не смогла удержаться.
Она с ненавистью посмотрела на меня и подняла голову, словно кобра, готовая нанести удар. Растянула тонкие губы, и я тут же смутилась, вытаращившись на ее зубы. Крупные, квадратные, желтые, покрытые странными желобками, с бородавкой посередине верхней десны.
— Не надо, Роуз, — с улыбкой прошептала она. — Ведь и у тебя были проблемы, правда? Когда твой муж бросил тебя спустя всего — сколько — семь месяцев? И ради кого — ради семейного психолога! — с презрением добавила она. — Какое несчастье. Особенно в твоем положении.
Вот значит как.
— Но твой муж ушел от тебя к парикмахеру, Ситронелла.
— Не к простому парикмахеру. Он был мастером международного класса! — гордо парировала она.
— А мой муж ушел к своей секретарше, — сказала Мэвис Сэквилль, срываясь на плач. — Мы были женаты тридцать лет. Он порвал со мной в аэропорту. Как вам такая история?
— Моя мать била меня по любому поводу, — призналась Мэри Крейцлер.
— А у меня отец избивал мать, — сказала Джун Снорт.
— Это еще ничего, вот мой отец съел мою мать, — выкрикнула Лана Маккорд. Коллективные жалобы на жизнь возобновились с новой силой, и я внезапно поняла, что наше сборище впору именовать «Съездом бедных горемык». Я пыталась заглушить их голоса, накачиваясь спиртным.
— Мои родители ни разу не сказали, что любят меня. Ни разу!
— А мои больше любили сестру.
— Мои родители даже хомяка любили больше меня!
— Моя мать как-то сказала, что лучше бы меня вообще на свете не было!
Ну все. Хватит с меня этого соплежуйства. Они по крайней мере знали, кто их мать! Мое терпение кончилось. Я вскочила со стула.
— Вы еще не знаете, что МОЯ мать сделала со МНОЙ! — закричала я.
За столиком повисла тишина, и все ошеломленно вытаращились на меня. Поджилки у меня затряслись, голова закружилась. Вдруг до меня дошло, что я перебрала с выпивкой.
— И что же такого сделала твоя мать? — с любопытством спросила Стефани Уайман.
— Да, что она сделала? — присоединилась Кэти Бридж.
— Расскажи, — потребовали они хором. — Не бойся, Роуз. Расскажи нам.
Ну ладно, так уж и быть. Расскажу.
— Она… — Я вздохнула. — Она… — Проклятье. Я — пьяное ничтожество. В груди растекалась лужа черноты. — Она… — Я могла бы признаться им прямо сейчас. Могла бы произнести это вслух и наконец избавиться от бремени. Но я этого не сделала. — Неважно, — промямлила я. — Неважно. Я, пожалуй, пойду. Поздно уже. — Испытывая легкое смущение, мы заплатили по счету и, пошатываясь, вышли на улицу, слишком энергично махая проезжающим такси, как всегда делают пьяные.
— Воксхилл-бридж, пожалуйста, — сказала я. — Здание «Объединенной газетной компании».
