— Спасибо. Странно, наверное, целый день решать чужие проблемы, — задумчиво произнес он, пока я разливала пиво. — Тебе не наскучило?
— Наскучило?
— Все время разбираться с одними и теми же неприятностями. — Он открыл газету на моей рубрике. — Я-то думал, что всему есть предел и рано или поздно любому человеку надоест твердить одно и то же о расстройствах пищеварения, изменах, алкоголизме и облысении.
— Вообще-то, Тео, ты не прав. Если бы ты разбирался в человеческих слабостях так же, как я, — произнесла я с притворной напыщенностью, — тебе бы никогда не наскучило.
— Но неужели ты еще не устала от всего этого? — спросил он и достал кастрюлю из шкафчика.
— Нет, — я поежилась в кресле. — Все равно что я спрошу тебя: не надоело все время пялиться на одни и те же планеты и метеоритные дожди?
— Для меня астрономия бесконечно интересна, — невозмутимо возразил он.
— А для меня бесконечно интересно вести рубрику экстренной помощи. Это так по-человечески, — заметила я. — Это то, чем живут люди. Между прочим, при всем уважении, то, чем ты занимаешься, не имеет никакого отношения к реальности. Ты лишь отворачиваешься от таких же человеческих существ, как ты сам, предпочитая холодные и безжизненные звезды.
— Они не холодные, на самом деле они невероятно горячие, — сказал он, промывая рис. — И не безжизненные — кто знает?
— Я понимаю, что могу изменить жизнь людей, — продолжала я, игнорируя его. — Я — отдушина для страдающих сердец.
— Но ты же не знаешь своих читателей, — заявил он, помешивая что-то в сковородке. — Газетный психолог — это не настолько человечно, как, скажем, врач, или сотрудник первой помощи, или медсестра. Легко раздавать советы тем, кого никогда в жизни не увидишь.
— Но я волнуюсь за них, — возразила я. — Ночью у меня бессонница, потому что я лежу и ломаю голову, стала ли их жизнь лучше, помогло ли им то, что я сказала.
— Но ты же никогда не встречала своих читателей лично. Не сталкивалась с ними лицом к лицу.
— Хммм. Ты прав. Но именно потому, что мы не знакомы, они чувствуют, что могут безоговорочно довериться мне, и это замечательно.
— Знаешь, самое замечательное в астрономии то, что эта наука основана на точных математических законах, — пояснил он, — и, значит, всегда можно отыскать решение. — Всегда можно найти решение? Как мило… — Я готовлю ризотто, — вдруг сказал он. — Хочешь?
— Ну, я…
— Давай, Роуз, ты почти ничего не ешь. Надеюсь, ты не на диете? — добавил он с недовольным выражением лица.
— Нет. Просто я не люблю есть. Но я принимаю витамины, чтобы восполнить недостаток, — сказала я, показывая на полочку, на которой аккуратным рядком в пластиковых бутылочках выстроились пищевые добавки от витамина A до цинка.
— Принимать витамины и правильно питаться — не одно и то же. Я ни разу не видел, чтобы ты готовила.
— Не умею готовить и не буду, — беззаботно заявила я. — В последний раз я готовила в восемьдесят восьмом году.
— Как же вы жили, когда ты была замужем?
— О, мы ели обеды быстрого приготовления из «Маркс и Спенсер». Эд все время жаловался, что они слишком дорогие — ну это на самом деле так — но зато все готово в одну минуту, а времени у меня было в обрез. У него на кухне огромная плита, но я всегда пользовалась только микроволновкой. Как же его это бесило!
— Ты прямо как моя жена, — бросил Тео через плечо. — Она тоже никогда не готовила, потому что работала допоздна, так что это была моя обязанность. Мне пришлось самому всему научиться, и я полюбил готовить. Если хочешь, могу тебя научить.
— Ну… хорошо. Спасибо.
Он обернулся и улыбнулся. И в то же мгновение я вдруг почувствовала себя бесконечно счастливой. Мне нравилась такая домашняя обстановка. Я жила в одном доме с молодым человеком, который мне не муж, не любовник и перед которым не нужно выпендриваться. Между нами не было романтического и сексуального напряжения, которое всегда все портит. В этот момент у него зазвонил мобильный.
— Привет, дружочек! — воскликнул он. Ого. Это еще кто? — Да, готовлю кое-что на закуску. Буду через полчаса.
— Свидание? — как бы невзначай спросила я, когда он убрал телефон в карман.
— Не совсем. Я иду к Бев. Ей нужно поменять лампочки.
— А Тревор не может?
— Он по лестнице не умеет подниматься.
Я засмеялась.
— Ты очень хороший сосед, — добавила я.
— Я только рад помочь, Беверли — классная девчонка, — с нежностью проговорил он. — Она не такая, как все.
Внезапно я ощутила укол страха и боли. Тео раскладывал по тарелкам ризотто со сливочным соусом, а я тешила себя презренной мыслью. Я надеялась, что у Тео с Беверли все будет развиваться не очень стремительно, потому что иначе он оставит меня. Правда, низко даже думать об этом? Но, как я уже говорила, к людям привыкаешь, и, если бы он уехал, я бы, наверное, стала по нему скучать.
— Сегодня у моей жены день рождения, — объявил он, посыпая ризотто тертым пармезаном.
— Ей исполняется тридцать?
— О-о-о, нет.
Сердце мое упало. Да, скорее всего она даже моложе его. Может, ей двадцать пять. Или даже двадцать три. Я совсем упала духом.
— Ей тридцать восемь.
Моя рука с вилкой застыла на полпути.
— Твоя жена тебя на восемь лет старше?
— Ты сильна в математике. Да, так и есть. И что такого? Вряд ли меня можно назвать любителем бабулек. Большинство моих подружек были того же возраста, но Фиона оказалась немного старше. Разве ты никогда не встречалась с мужчинами моложе тебя, Роуз?
— Нет.
— Но мужчинам моего возраста как раз такие женщины и нравятся.
— Правда?
— Конечно.
О!
— Можно задать тебе очень личный вопрос?
— Почему нет? Я же тебя все, что угодно спрашивал.
— Твоя жена хотела иметь детей?
— Нет, — ответил он и передал мне салат. — Но мы не поэтому расстались. Я бы уважал ее решение, хотя, если честно, я очень хочу детей. А ты?
Хмм… я?
— Ну, дети в мои планы никогда не входили. Я всегда была так занята, а Эду было все равно — он сам один из пяти детей в семье и поэтому не горел желанием завести своих. Он рассказывал, что они с братьями и сестрами постоянно ссорились, шумели; вечно не хватало места. К тому же его волновал денежный вопрос.
— О.
— На самом деле, ведь на детей уходит куча денег. Раньше я хотела детей, — продолжала я. — Когда сама была ребенком. Но потом все изменилось.
— Почему?
— Ну… просто все изменилось.
