— О том, что… Ну, понимаешь… Ситуация довольно неловкая, то есть в принципе все может обернуться нормально, но…
Черт возьми, что она несет?
— Это тебя касается? — спросила я.
Она отрицательно покачала головой.
— Меня?
— Вроде того. Ну, в общем да. Тебя это касается. Точнее, это касается Эда…
— Чем она только думала? — спросила я Беа через пять минут. — У Беллы точно с головой не в порядке. — Я понизила голос — не хотелось, чтобы весь офис меня слышал. — Уехать кататься на горных лыжах за десять дней до открытия офиса это одно, но пригласить моего бывшего мужа на эту чертову вечеринку — совсем другое.
— Боже, — ахнула Беа. — Она все-таки это сделала?
— Да. Бев только что мне сказала. Она проверяла приглашения по списку Беллы и вдруг увидела его имя: «Эд Райт». Она чуть с ума не сошла, сомневалась, говорить мне или нет, потому что знала, что я приду в ярость. Но потом решила, что я должна знать.
— И он согласился?
— Судя по всему, нет. Поэтому Бев и сомневалась, следует ли мне говорить.
— Маловероятно, что он появится…
— Надеюсь, ты права, потому что, если он будет там, меня не ждите.
— Но как так можно — ты же наша самая близкая подруга! Уверена, он откажется, — проговорила она.
— Откажется, потому что вы должны отменить приглашение.
— Роуз, я так не могу — это невежливо.
— Знаю. Но у вас нет выбора — или я, или он. Вот его номер; даю вам три дня. Я не хочу его видеть, Беа, и прежде всего потому, что он притащится с ней.
— Роуз, мне очень жаль, — сказала Беа. — Но Белла вернется только завтра, а это она его пригласила — пусть она ему и откажет.
Я злилась на Беллу целый день.
— Как она могла так поступить со мной? — в двадцатый раз спросила я Беверли, когда мы ехали в Кэмбервелл на такси. — Не понимаю.
— Я знаю, почему она это сделала, — тихо произнесла Бев.
— Правда?
— Потому что она потеряла голову и здравый смысл от счастья и хочет, чтобы все остальные тоже были счастливы. Полная невосприимчивость, как у наркоманов, — глубокомысленно пояснила она. — Блаженство ослепляет, и они не видят чужой боли.
Я взглянула на Беверли и вдруг поняла, что она права. И в то же мгновение осознала, как она проницательна и как тонко чувствует человеческую душу.
— Поэтому я и колебалась, говорить тебе или нет, — продолжала она. — Не хотела, чтобы вы с Беллой поссорились, и не знала, примет ли Эд приглашение. Если бы он прислал отказ, я бы даже не заикнулась, но он не ответил на приглашение. И если он все-таки придет, а тебя никто не предупредит, то… — Она помолчала. — Я же помню, как ты отреагировала на его появление на балу, — деликатно добавила она.
Я поежилась.
— Напилась как сапожник. Что ж, я рада, что ты меня предупредила, — сказала я, когда мы повернули на Хоуп-стрит. — Если бы не ты, меня бы опять ждал сюрприз. Зайдешь на минутку? — предложила я.
— Нет, спасибо, — сказала она. Таксист выпустил пандус. — Нужно собираться — у меня свидание.
— С Тео? — с притворным равнодушием спросила я, хотя сердце мое сжалось.
— Нет. С Хэмишем. Приятный парень. Мы были знакомы пять лет назад, а на Новый год я снова его встретила. Он приехал из Эдинбурга на неделю, на репетицию, — он дирижер. Мы идем в ресторан.
Так, может, Тревор оказался прав и вовсе не Тео, а этот самый Хэмиш нравился Беверли? Может, она ему послала валентинку? Я приободрилась, потому что, как я уже говорила, я успела привыкнуть к Тео.
Открыв входную дверь, я услышала грохот кастрюль. Тео возился на кухне.
— Что-то ты рано сегодня, — заметил он, разыскивая что-то в шкафу под раковиной.
— Это из-за Беверли, она отличная помощница. Даже помогла мне написать несколько ответов — я сэкономила кучу времени, и советы она дает потрясающие.
— Да, — с чувством проговорил он. — Она прекрасно разбирается в людях. И мне она тоже помогла советом, — бросил он через плечо.
— Неужели? — Мне не хотелось спрашивать, что это был за совет. Наверное, насчет развода.
— А Тревор как помогал? — спросил Тео, достав несколько сковородок. — Конверты облизывал?
— В этом нет необходимости, они самозаклеивающиеся.
— Нашел! — торжествующе прокричал он и достал китайский вок. — Я знал, что где-то его видел. Ну надо же! — Он внимательно рассмотрел сковороду. — Он совсем новенький. Не думаю, что в этом воке хоть раз что-то жарили.
— По крайней мере, я не жарила точно.
— Что ж, сегодня мы его опробуем.
— Ждешь кого-то в гости?
Кухонный стол был накрыт на двоих. Подставки под тарелки, свечи, льняные салфетки.
— Да, — ответил он. — Жду.
— Кого же? — с деланным безразличием спросила я. — Хотя меня это не касается.
— Нет, касается. Я жду тебя. У нас на ужин зеленое карри с цыпленком по-тайски. И кстати, готовить будешь ты.
— Что? Но я умею только смотреть, как другие готовят, Тео, ты же знаешь.
Он кинул мне фартук.
— Надевай.
Через пять минут я уже терла шишковатый корень имбиря и толстые твердые стебли лемонграсса. От него исходил такой пряный аромат, что у меня заныло под ложечкой.
— Супер, — сказал Тео, проверив, как я справляюсь. — Теперь раздави чеснок.
— Похоже на кулинарное шоу, — проговорила я, быстро отхлебнув белого вина.
— Теперь измельчи кориандр, — командовал он, наливая в сковороду масло. При этом он напевал: «На небе тысячи звезд, и я не знаю, ясно сегодня или облачно, ведь я готовлю для тебя, дорогая…» Я улыбнулась. У него был очень приятный голос. Потом он спел «Не плачь по мне, Аргентина».
Нарезая кубиками куриные грудки, он мурлыкал себе под нос «Люби меня нежно…» У него явно было чудесное настроение. Рис уже кипел, масло разбрызгивалось и шипело, и тут Тео вручил мне деревянную ложку.
— Итак, обжаривай чеснок, постоянно помешивая, сорок секунд, потом добавь лемонграсс и имбирь. Теперь вмешивай пасту карри. Быстрей!
— Хорошо, хорошо, ну ты и раскомандовался. Сколько?
— Пару столовых ложек. Вот так — не переборщи и продолжай помешивать. У тебя пригорает, растяпа. Так, теперь мясо. — Он бросил в сковородку кубики прозрачно-розового мяса, которое стало белым, попав в кипящее масло. — Все время помешивай, — повторил Тео. — Теперь влей кокосовое молоко. — Я влила кремообразную жидкость ровным ручейком — молоко было вязким и тягучим, как масло. — Теперь куриный бульон.
Я подняла глаза: очки у него запотели. Он снял их, протер и близоруко мне улыбнулся. И я заметила, какие красивые у него глаза, какие голубые.
