— Он сказал, — прохныкала Беа, — он — ух, ух, — сказал, что у него… ух, ух, ух… другая женщина!
— Другая женщина? — изумленно повторила я. Покосилась на Беверли, которая разрывала конверты. Она пыталась сделать вид, что ничего не слышала, но это она сняла трубку, поэтому знала, что я говорю с Беа. Другая женщина?.. Ну да. Разумеется. Именно так Генри деликатно пытался объяснить мне, что у него страсть к переодеваниям в женские платья. Причина, по которой он порвал с Винишией, — «другая женщина», то есть он сам.
— И больше он ничего не сказал? — тихо спросила я.
— Нет. — Беа шмыгнула носом. — Ничего.
— Мне очень жаль, Беа. Я знаю, он тебе нравился…
— Нравился? Да я от него без ума была! — закричала она. — И сколько времени я потратила даром, читая учебники по военной истории, — все коту под хвост! С кем мне теперь обсуждать проблему Эль-Аламейна
[49]
? С кем?
— Ну, мало ли, вдруг пригодится.
— Кошмар какой-то, — всхлипнула она. — Я ничего не замечала. Как я могла быть столь беспечной? — Это уж точно. — Понятия не имею, что это за другая женщина, — злобно прошипела она.
Но я не собиралась говорить ей правду.
— Беа, я бы на твоем месте так не волновалась. В мире полно одиноких мужчин, к тому же Генри на шесть недель уезжает в Персидский залив. Если честно, — беззаботно добавила я, — ты все равно не была бы с ним счастлива, потому что он все время в отъезде. Ты что, на самом деле согласилась бы стать женой военного?
Ее рыдания прекратились.
— Нет, наверное, ух-ух. Но дело не в этом! — сердито добавила она.
— А в чем же?
— В том, что теперь у Беллы есть жених, а у меня нет!
Так вот в чем проблема, подумала я, опустив трубку. Бедняжка Беа, как ей не повезло. Но она как слон в посудной лавке — поражаюсь ее полной безалаберности. Бывает же, чтобы люди так неосмотрительно себя вели! Она совершенно не умеет читать между строк. Я с облегчением вздохнула, подумав о Генри, — по крайней мере, он поступил правильно. Беверли протянула мне сегодняшние письма, но странные события вчерашнего вечера все еще не выходили у меня из головы. Поговорив с Эдом впервые за последние полгода, я вычислила, что это он прислал мне конфетти-взрыв. И это может означать только одно: он порвал с Мари-Клер Грей.
— Беверли, — сказала я, включая компьютер, — помнишь, ты говорила, что у тебя есть подруга из благотворительного комитета… та, которая знакома с подругой моего мужа…
— Да, — ответила Бев. — Джилл Харт.
— Ты не могла бы ненароком расспросить ее и выяснить, что у них произошло?
— Конечно. Я ей позвоню.
Я изо всех сил пыталась сосредоточиться на работе, но это было нелегко, учитывая все случившееся. Мое сердце переполняло удивление и, как ни странно, удовольствие, оттого что я снова увидела Эда. Он шел на известный риск, являясь на вечеринку без приглашения: ведь он знал, что скорее всего я буду вести себя холодно и отчужденно. И я старалась напустить на себя холодный и отчужденный вид, но его теплые слова пробили мою броню. И значит, я больше не вправе испытывать негодование, и между нами протянулась ниточка. Очевидно, Эд жалеет о нашем разрыве и хочет все исправить. Но хочу ли этого я?.. Я решила какое-то время не задумываться об этом и, передав несколько писем Беверли, чтобы она написала ответы, еще раз вспомнила о том, что говорила Клаудия. Я поискала в сумочке, где, как всегда в последнее время, царил жуткий беспорядок, нашла ее визитку и позвонила в журнал «Хит».
— Извини, что вчера пришлось прервать разговор, — сказала я.
— Я тебя понимаю — тот парень просто красавчик! Кто он?
Я объяснила, кто он.
— Везет же тебе! — выдохнула она. — Ладно, перейдем к делу.
— Значит, ты думаешь, что за этим стоит Электра?
— О нет, не так все просто. Если хочешь знать мое мнение — это дело рук Рекса Делафоя.
Рекс Делафой? Король пиара и знаменитый сплетник?
— Я-то думала, его конек — политики с подпорченной репутацией. Зачем ему вмешиваться в этот скандал?
— Ради рекламной кампании Электры. И одновременно, чтобы отыграться на тебе.
— Зачем ему это?
— Понятия не имею. Ты когда-нибудь переходила ему дорогу? О его мстительности ходят легенды.
— Нет. Хотя… в прошлом году я писала о нем для «Пост», еще до того, как начала вести рубрику. В статье не было похвал, но, с другой стороны, и ничего такого, чего бы никто не знал. Вообще-то, я просто сделала подборку из предыдущих статей, потому что у меня был всего один день на работу.
— Там упоминалось твое имя? — спросила она.
— Нет, биография была анонимной, таковы правила.
— Но он мог узнать, кто автор.
— Да, наверное. Это не так уж сложно… — Ага! Тут я вспомнила, что сестра Серены работала на Рекса Делафоя. Она наверняка разболтала ей, кто автор статьи.
— Знаешь, — добавила Клаудия, — я бы на твоем месте еще разок взглянула на ту биографию.
Я спустилась в архив, пролистала толстую папку с вырезками о Рексе Делафое и почти сразу нашла свою статью.
Легендарная жестокость Делафоя… изощренный манипулятор мира масс-медиа… аморальный до мозга костей… создает репутации и разрушает репутации… Флит-стрит у него с ладони… безжалостный, наглый и непримиримый… — Дальше, видно, я вошла во вкус и добавила кое-что от себя: — Волосы неправдоподобно густые, а неестественно гладкая кожа и отсутствие мешков под глазами наводят на мысль о скальпеле пластического хирурга.
Я перезвонила Клаудии и прочитала статью вслух.
— Неудивительно, что он тебя возненавидел! — воскликнула она.
— За что именно — за безжалостного, непримиримого и наглого?
— Нет, за последний пассаж с неестественно гладкой кожей — он безумно тщеславен. Он на самом деле делал трансплантацию волос и подтяжку под глазами, но никогда не простил бы тебя за то, что ты сказала об этом вслух. Я бы на твоем месте поговорила с редактором. Удачи!
— Похоже, история с Электрой — жульничество, — спокойно сообщила я Рики пятью минутами позже. — Думаю, меня подставили, или, говоря более понятным тебе языком, «поимели». — Рики наклонился вперед, сверкая лысиной. Я изложила теорию Клаудии.
— Но ее письмо — подлинник, так?
— Подлинник только по почерку, но во всех других отношениях — подделка.
— Хочешь сказать, она не лесбиянка? — На его лице застыла замысловатая смесь удивления и разочарования.
