— Да. Большинство женщин, которые бросают детей, всю жизнь носят в душе боль и испытывают угрызения совести. И им не хочется, чтобы спустя десятилетия болезненные эмоции всколыхнулись вновь. Все равно что открыть банку, полную червей. Разве сможет моя мать посмотреть мне в лицо, зная, что она наделала?
— Хмм. Ты уверена, что не хочешь довести эту историю до размеров национального эфира? — спросил он, облокотившись о кухонный стол.
Я отрицательно покачала головой.
— Я могла бы написать статью или дать интервью, но не хочу, чтобы все узнали и начали ее осуждать. Я хочу защитить ее от этого. И защитить себя от разочарования в случае, если мы так никогда и не увидимся. Не хватало, чтобы меня до конца жизни спрашивали, нашла ли я свою мать; пусть уж лучше никто ничего не знает.
— Но мне кажется, хоть кто-то должен что-нибудь знать, — сказал Тео, потягивая пиво. — Нельзя же спрятать ребенка. Кстати, — немного смущенно добавил он, — я сегодня ездил смотреть квартиру в Стоквелле.
— Да? — равнодушно ответила я. — И?
— И она мне понравилась.
— Угу. — Я уставилась на свои туфли, чувствуя, как колотится сердце.
— Я подал заявку.
— Понятно. — Я будто ступила на зыбучий песок.
— Но мои условия просто смешны, — добавил он, — я уверен, владельцы ни за что не согласятся.
— Ну… скрестим пальцы.
— Через несколько дней я получу чек от адвокатов жены и, думаю, начну искать собственное жилье. Я здесь уже шесть месяцев живу, — добавил он.
Шесть месяцев? А у меня такое чувство, будто шесть недель. И в то же время кажется, что он живет здесь целую вечность. Мы с ним будто срослись.
— Значит, ты съезжаешь? — пробормотала я, чувствуя, как меня заполняет пустота.
— Хмм… да. Наверное. Но, Роуз, ведь твоя жизнь тоже меняется.
— Ты так думаешь?
— Ты много времени проводишь с Эдом.
— Только из-за несчастного случая.
— Неужели? — Я кивнула. — Но ты практически к нему переехала.
— Это потому, что он нуждается в моей помощи. Это временно.
— Правда? — Я опять кивнула. — Но до того как он сломал руку, вы столько раз встречались, и я…
— Что?
— Ну, я почувствовал себя немного… неуверенно, наверное.
— Но почему ты так спешишь переехать?
— Потому что… хмм… Послушай, Роуз, — напряженно проговорил он. — Я собираюсь начать работу над новой книгой, и мне сейчас ни к чему душевные стрессы.
— Душевные стрессы?
— Я имею в виду стрессы вообще, — поправился он. — Поэтому я и решил, что лучше всего мне подыскать отдельную квартиру прямо сейчас.
— О'кей, — вздохнула я. — Дело твое. — Я снова утешила себя мыслью, что переезд займет не меньше нескольких недель. — Поступай, как знаешь.
— Но ты скажешь мне, если твоя мама найдется? — тихо спросил он.
— Да, конечно. Если она найдется, конечно.
— Тебе, должно быть, нелегко ждать, но постарайся не думать об этом.
Я решила, что Тео прав. В любом случае голова у меня теперь была занята другим. Вдобавок ко всем противоречивым эмоциям, которые я испытывала до этого, меня теперь мучило еще одно новое чувство. Оттого, что Белла забеременела, мне стало как-то… не по себе. Проходили дни, и я задумалась над тем, что ощутила, когда впервые услышала эту новость от Беа. Моей первоначальной, инстинктивной реакцией был не шок и даже не удивление. Это была зависть. Осознав это, я пришла в замешательство. У Беллы будет ребенок, и первый раз за всю свою взрослую жизнь я поняла, что тоже хочу детей. Я обнаружила, что то и дело обращаю внимание на младенцев в колясках, замечаю, что в автобусе со мной едут беременные женщины, читаю статьи о детях в газетах и журналах и заглядываюсь на детские книжки. Теперь я уже не думала о том, что Эндрю поступил с Беллой как отъявленный негодяй. Напротив, я считала, что ей очень даже повезло.
С тех пор как я узнала, что мать меня бросила, мне почему-то казалось, что я никогда не буду иметь детей. Разве это возможно, размышляла я, учитывая, что наделала моя мать? Я все время представляла, как бросаю своего ребенка, будто не доверяла сама себе. Поэтому я запретила себе думать о детях, словно заперла дверцу в своем сердце. Но теперь эта дверь со скрипом распахнулась. Мне было тридцать девять, почти сорок, и часики тикали. Может, стоит сделать ставку на Эда, подумала я. У нас были проблемы, но он хочет, чтобы я вернулась, так что можно завести ребенка от него. С другой стороны, он никогда не хотел детей, но возможно, он еще передумает, как я…
Тем временем он постепенно шел на поправку, хотя все еще мучился от болей. Я отвезла его в больницу, где ему сменили гипс и сказали, что кости постепенно срастаются. Он уже навострился все делать одной рукой и на следующей неделе собирался на работу.
— Но мне так приятно, что ты со мной, Роуз, — ласково произнес он, когда мы сидели в саду в четверг утром. Камелия покрылась ярко-розовыми бутонами, похожими на маленькие чайные блюдца, японская айва цвела алым цветом. Эд наклонился и поцеловал меня. — Я не хочу, чтобы ты уезжала.
— Может, я и не уеду, — ответила я. В скворечник, висевший на кусте сирени, залетела синица с желтой грудкой: в клюве у нее был короткий жирный червяк.
— Надеюсь, ты останешься. — Эд снова меня поцеловал. — Надеюсь, ты останешься навсегда.
— Эд, можно спросить тебя кое-что о Мари-Клер? — Он кивнул. — Мне это не дает покоя.
— Что?
— Она была беременна?
— Нет. Нет, конечно. — Он сделал круглые глаза. — С чего ты взяла?
— Я подумала, не это ли истинная причина, по которой ты с ней порвал.
— Нет, я же тебе говорил, она все время… ныла. К тому же это были не настоящие отношения, Роуз. Это было… — он пробежал левой рукой по волосам, — … недоразумение. Но почему ты спросила меня об этом?
— Потому что я хочу завести ребенка.
— Правда? — Он повернулся ко мне. — Раньше ты не хотела.
— Знаю. — Синичка вылезла из скворечника и улетела. Наверное, другая синица, в скворечнике, высиживает яйца.
— Это взбрело тебе в голову, потому что у Беллы будет ребенок? — спросил он.
— Ммм, да, отчасти, если быть честной, но это не единственная причина. Просто теперь мое мнение насчет материнства изменилось. Раньше мне было все равно, но теперь все по-другому. Правда, ты всегда говорил, что никакие дети тебе не нужны.
— Это так, — вздохнул он. — Я вспоминаю, как несладко мне пришлось в детстве. Нас было так много, денег не хватало, потому что мама рано овдовела. Большая семья — это жуткие стрессы, и я не хотел бы, чтобы это повторилось.
— Но у нас не будет тех же проблем, Эд. У нас же достаточно денег.
