– И как вы живете теперь? – задал вопрос Джон Пил.
Наступила пауза, я услышала стук когтей Грэма по линолеуму и почувствовала у себя на коленях его тяжелую теплую голову.
– Ну, я бы солгала, если б сказала, что мы живем лучше, чем прежде, – заговорила женщина. – Конечно, было бы лучше, если бы он никогда мне не изменял. Но теперь все по-другому. Да, мы починили наш брак, – продолжала женщина, а я гладила Грэма по голове. – Конечно, остались рубцы, но это тоже часть нашей истории, того, какими мы были, и мы понимаем это.
Теперь я разглядывала фотографии Грэма. Вот он лежит на коленях у Питера, вот ловит теннисный мячик на лужайке – чуть ли не на два метра взлетает в воздух, изогнувшись винтом, а дети визжат от восторга и хлопают в ладоши. Я перевернула страницу и увидела свою фотографию. Ничего интересного. Я просто глажу Питеру рубашки. Не знаю, с чего он вдруг решил сфотографировать меня – должно быть, взял фотоаппарат, подчиняясь внезапному порыву. Я смотрела в объектив и смеялась – по-моему, это было осенью 99-го года. До того, как у Питера начались нелады на работе. Когда все еще было хорошо. Глядя на эту фотографию, я вдруг увидела на своем месте Энди: это она гладит Питеру рубашки и смеется. Мне была нестерпима мысль о том, что она что-то делает для него. Кладет его одежду в стиральную машину. Или трет ему спину в ванне. Мне была непереносима мысль, что она знает о Питере все до мелочей, как знала я. Например, то, что у него не хватает мизинца на левой ноге, или то, что он любит группу «Gladys Knight & The Pips». Мне была непереносима мысль, что она делит с ним бессчетное множество домашних дел, тогда как всегда, всегда это делала я. Я поняла, что наша семейная близость, наша общая жизнь останется только на таких вот выцветающих фотографиях. Под конец программы снова поставили песню Дина Мартина. У меня сжалось горло и заныло в груди. Теперь я смотрела на фотографию, где мы с Питером вдвоем в саду за домом, снятую в прошлом мае. Мы сидим на скамейке, он обнял меня, а я опустила голову ему на плечо. Муж и жена. Снимок задрожал перед глазами, расплылся, и крупные, обильные слезы жалости к самой себе заструились по моему лицу. Любовь и жизнь на двоих одна. Заскулил Грэм – он не выносит, когда я плачу. Пес встал лапами мне на колени и потянулся, чтобы лизнуть в лицо. Так создаются воспомина-ания. Вот именно, с горечью подумала я. На всех этих снимках мы вместе. Вместе. Но скоро этого не будет. Из груди вырвалось мучительное рыдание. Потом еще.
– Питер, Питер, – пробормотала я.
Во время развода чувствуешь себя полностью выбитой из колеи. Эмоции, одна противоречивее другой, захлестывают с ног до головы. Ты уже просто не веришь самой себе.
– Тебе не нужно давать волю своим чувствам, – сказала мне Лили неделю спустя в маникюр-баре на Мэддокс-стрит. Здесь ей еженедельно делали маникюр. Дженнифер Анистон с ворчанием устроилась у меня на коленях.
– Ты чувствуешь себя подавленной не потому, что хочешь вернуть Питера, – заметила она, когда мы уселись на табуретах розового, как мебель Барби, цвета за столиком зигзагообразной формы. – Тебе не по душе мысль о том, что он будет с другой.
Мне такое не приходило в голову, но после слов Лили я заколебалась: может быть, она и права.
– Обычный психологический синдром, – продолжала подруга, а маникюрша, вернее, как здесь было принято называть, «специалист по ногтям» быстро снимала с ее ногтей старый лак цвета «Rouge Noire».
[101]
Ее ногти так давно не видели дневного света, что стали какими-то зловеще желтыми. – То есть на самом деле Питер тебе не нужен, – добавила Лили.
– Думаешь, не нужен? – усомнилась я.
– Не нужен, – повторила Лили. – Но ты не хочешь, чтобы он достался Энди.
– Вот это уж точно.
– Вот почему ты была так расстроена всю неделю – ведь он уехал с ней в Штаты.
Я тут же представила, как Питер и Энди катаются на катере, быть может в Чесапикском заливе, или поднимаются в горы по тропке.
– Прости, что я говорю так откровенно, дорогая, – продолжала Лили между глотками чая из бузины, который она элегантно пила через соломинку. – Ты же знаешь, разговоры напрямую – не мой стиль. Но, только проанализировав ситуацию таким брутальным образом, я могу доказать тебе свою правоту. Тебе нужен Джос, – говорила она. В этот миг на ее длинные ногти идеальной формы наносился базовый слой.
– Думаешь, нужен? – спросила я, вдыхая запах ацетона.
– Да. Но, к сожалению, ты слишком дала волю своим переживаниям по поводу Питера.
Лили отодвинула руки от сушилки.
– Но я действительно переживаю, – возразила я, разглядывая свои необработанные кутикулы. – Я ведь пятнадцать лет была за ним замужем.
– Конечно, дорогая, все это прекрасно, только не увлекайся. Хотя с твоей стороны, конечно, очень великодушно выказывать такие чувства к нему, несмотря на то что он так тебя унизил.
– Я ничего не выказываю, – осторожно отозвалась я. – Я просто чувствую эти чувства.
– Ну и глупо, – заметила она в тот момент, когда на ее ногти короткими точными мазками наносили ярко-красный лак. – Этим ты только потворствуешь своим слабостям. Лучше этим не увлекаться, иначе оттолкнешь Джоса. – Она вскинула на меня свои прекрасные раскосые глаза. – Ты ведь не хочешь этого, правда?
Я промолчала. Я пыталась представить свою жизнь без Джоса.
– Ты что, хочешь остаться в одиночестве? – услышала я вопрос Лили.
– Нет, – мрачно ответила я. – Не хочу.
– Ты хочешь повсюду бывать одна? Поверь мне, Фейт, это совсем не весело.
– А по твоему виду можно заключить обратное.
– Видишь ли, я всегда была одна, так что сравнивать не приходится. Но для тебя это будет мучительно. Ты будешь стесняться, переживать, чувствовать себя никому не нужной, беззащитной и одинокой. Плюс тот факт, что каждый раз, как только ты встретишь мужчину, который тебе понравится, непременно выяснится, что на него положили глаз еще пятьсот женщин. Это, знаешь ли, только кажется, будто на других пастбищах трава зеленее.
– Знаю, – согласилась я. – Просто я чувствую себя немножко… неуверенно.
– Почему? В чем дело?
– Не знаю. По отношению ко мне он ведет себя идеально. Он такой внимательный, чуткий, у него прекрасные манеры. Правда, недавно он накричал на Грэма. Это мне совершенно не понравилось.
– Что ж, они с Грэмом явно не жалуют друг друга, – заметила Лили. – Чего не скажешь о тебе и Джосе. Я смотрела на вас во время поло и думала, что вы очень подходите друг другу.
– Подходим? – пробормотала я, вспомнив тест из журнала. – Наверно, да. Он такой талантливый, такой красивый. Я знаю, мне очень повезло, но что-то меня смущает… – я уставилась на ее накрашенные ногти. – Только не могу понять, что именно.
