Через некоторое время внутри домика послышались шаркающие шаги, а потом дверь чуть-чуть приоткрылась. Из полумрака на них глянул подозрительный глаз.
— Чего? — спросил тихий дрожащий голос откуда-то из-под глаза.
— Ты бабушка? — требовательно спросила матушка Ветровоск.
— А вы, милочки, уж не сборщики ли налогов?
— Нет, мэм, мы…
— … Феи, — поспешно закончила фея Ежиха.
— Знаешь ли, милая, не в моих привычках открывать дверь всяким незнакомым людям, — сказал голос, и в нем послышались нотки недовольства. — Особенно тем, которые даже посуду вымыть не удосуживаются, после того как я оставляю им целую миску почти свежего молока.
— Мы хотели бы только переговорить. Это займет всего несколько минут, — сказала фея Ромашка.
— Да неужто? А удостоверение, милочка, у тебя имеется?
— Это та самая бабушка. Совершенно точно, — кивнула фея Ежиха. — Семейное сходство налицо. Кроме того, у нее большие уши.
— Послушай, это не у нее большие уши, — огрызнулась фея Ромашка. — Это у волка будут большие уши. В том-то все и дело. Когда ты научишься элементарной внимательности?
Бабушка с интересом прислушивалась к спору. Целую жизнь она верила во всяких фей и наконец впервые их увидела. То еще переживание. Матушка Ветровоск заметила удивленное выражение ее лица.
— Ладно, не будем ходить вокруг да около, — произнесла она деспотически рациональным тоном. — Как тебе понравится, если тебя сожрет серый волк?
— Знаешь, милочка, сомневаюсь, что мне это как-то понравится, — отозвалась прячущаяся за дверью бабушка.
— Тогда альтернатива это мы, — промолвила матушка.
— Вот те на! А ты уверена?
— Честное фейское слово, — подтвердила фея Ежиха.
— Вот как? Правда? Ну ладно. Заходите уж. Но только смотрите, без этих ваших штучек. И на сей раз вам придется помыть за собой посуду. Кстати, у вас с собой вроде бы должен быть горшочек с золотом?
— Горшочки — это к лепреконам.
— Да нет, лепреконы живут в норках. А она имеет в виду гоблинов.
— Не городи чушь. Гоблинов? Тех, что живут под мостами?
— Нет, то тролли. Всем известно, что под мостами живут тролли.
— Во всяком случае, мы там точно не живем. Поэтому с горшочками не к нам.
— Так я и знала, — вздохнула бабушка.
Маграт хотелось думать, что она легко сходится с детьми, однако всякий раз она убеждалась в собственной неправоте — и это тревожило. Кроме того, дети ей не больно-то нравились — это ее тоже тревожило. Вот нянюшка Ягг без малейших усилий ладила с малышами — то давала им конфетку, то уши надирала, но ладила. Тогда как матушка Ветровоск по большей части вовсе игнорировала их, и это вроде бы действовало ничуть не хуже. В то время как Маграт действительно было не все равно. Как все-таки несправедливо устроен этот мир…
— Спорим на миллион триллионов зиллионов долларов, что вот этот куст ты никогда не превратишь в тыкву, — предложила девочка.
— Но послушай, все предыдущие кусты я без труда превратила в тыквы, — заметила Маграт.
— Рано или поздно у тебя должно не получиться, — спокойно пояснила девочка.
Маграт беспомощно взглянула на волшебную палочку. Она перепробовала все — загадывала желания, произносила их про себя и даже, когда думала, что другие ведьмы не слышат ее, стучала палочкой по разным предметам и кричала: «Что угодно, только не тыквы!»
— На самом деле ты же не знаешь, как все это делается, — заявила девочка.
— Гм, малышка, — сказала Маграт, — ты вроде бы говорила, твоей маме известно, что в лесу живет большой злой волк?
— Говорила.
— И все-таки она послала тебя одну отнести гостинцы бабушке?
— Да, а что?
— Ничего. Просто подумала кой о чем. Кстати, ты должна мне миллион триллионов зиллионов сквиллионов долларов.
Бабушки, они навроде масонов, поскольку отличаются большим пристрастием к разным обрядам, — с той лишь разницей, что для вступления в общество бабушек не нужно стоять на одной ноге или приносить клятвы верности. Оказавшись в домике с кипящим на плите чайником, нянюшка Ягг почувствовала себя как дома. Грибо растянулся перед скромным камельком и, пока ведьмы пытались объяснить, в чем дело, решил немножко вздремнуть.
— Даже не представляю, и как этот волк сюда попадет, — добродушно промолвила бабушка. — Они же волки! И не умеют открывать двери.
Матушка Ветровоск отдернула ветхую занавеску и выглянула в окно.
— Зато мы это знаем, — сказала она. Нянюшка Ягг кивнула на небольшую кровать, стоящую в алькове у очага.
— Ты спишь там? — спросила она.
— Только когда плохо себя чувствую, милочка. А так обычно сплю на чердаке.
— Будь я на твоем месте, я бы именно туда сейчас и отправилась. И если не трудно, прихвати с собой моего котика, ладно? Не хотелось бы, чтобы он пострадал.
— А вы тем временем за блюдечко молока приберетесь в доме и вымоете всю посуду? — с надеждой спросила бабушка,
— Возможно. Кто знает, как все обернется.
— Забавно, милочка. А я почему-то всегда думала, что вы, феи, гораздо ниже ростом…
— Просто мы часто бываем на свежем воздухе, — ответила нянюшка. — Ну все, все, иди.
Наконец они остались вдвоем. Матушка Ветровоск обвела взглядом похожую на пещеру комнату. Тростник, которым были застланы полы, больше походил на компост. Паутина, затянувшая потолок, была черна от сажи.
Если этот дом и можно было как-то прибрать, то только с помощью лопаты или — еще лучше — спички.
— А и в самом деле забавно, — хмыкнула нянюшка, когда старушка поднялась по шаткой лесенке на чердак. — Она ведь моложе меня. Правда, я держу себя в форме. Упражнения всякие, тренировки…
— Да ты в жизни никаких упражнений не делала, — возразила матушка Ветровоск, все еще разглядывая кусты за окном. — Ты всегда делала только то, что хотела.
— Ага, только то, что хотела, — радостно подтвердила нянюшка. — Послушай, Эсме, говорю тебе, все это…
— Нет! Я чувствую сказки. И знаю, что кто-то в здешних краях заставляет сказки сбываться.
— Может, тебе известно и то, кто именно этим занимается, а, Эсме? — лукаво спросила нянюшка.
Матушка крутанулась на месте, обводя раздраженным взором грязные стены.
— По-моему, она слишком бедна, чтобы обзавестись зеркалом, — успокоила ее нянюшка Ягг. — Я ж не слепая, Эсме. А еще мне известно, что зеркала и феи-крестные всегда ходят парой. Так в чем же дело?
— Не скажу. Не хочется выставлять себя дурой, вдруг я ошибаюсь? Ни за что на свете не… Кто-то идет!
