— И еще она ведет… что она там ведет, а, Гита? — повернулась к нянюшке матушка Ветровоск.
— Курсы самообороны, — ответила нянюшка Ягг.
— Но она же ведьма, — заметила мамаша Бревис.
— И я ей о том же, — пожала плечами матушка Ветровоск, которая всю жизнь чуть ли не каждую ночь бродила по кишащим разбойниками горным лесам, пребывая в полной уверенности, что во тьме не может таиться ничего ужасней, чем она сама. — А она мне: это, мол, к делу не относится. К делу не относится! Так прямо и заявила.
— Все равно на эти курсы никто не ходит, — сказала нянюшка Ягг.
— По-моему, раньше она говорила, что собирается замуж за короля, — вспомнила мамаша Бревис.
— Говорила, говорила… — кивнула нянюшка Ягг. — Но кто ж не знает Маграт? По ее словам, она старается быть открытой для всяких там индей. А недавно она заявила, что не собирается всю жизнь быть просто сексуальным объектом.
Тут все призадумались. Наконец мамаша Бревис медленно, словно человек, вынырнувший из глубины самых поразительных раздумий, произнесла:
— Но ведь она никогда и не была сексуальным объектом.
— Могу с гордостью вас заверить, лично я вообще не знаю, что это за штука такая сексусальный объект, — твердо промолвила матушка Ветровоск.
— Зато я знаю, — вдруг заявила нянюшка Ягг. Все взоры устремились на нее.
— Наш Шейнчик как-то привез один такой из заграничных краев.
Ведьмы по-прежнему испытующе взирали на нее.
— Он был коричневый и толстый, у него было лицо с глазами-бусинками и две дырки для шнурка.
Этим объяснением ее товарки не удовольствовались.
— Во всяком случае, Шейн сказал, что так это называется, — развела руками нянюшка.
— Скорее всего, ты говоришь об идоле плодородия, — пришла на помощь мамаша Бревис.
Матушка покачала головой.
— Сомневаюсь я, что Маграт похожа на… — начала она.
— А по мне, так все это гроша ломаного не стоит, — вдруг сказала старая мамаша Дипбаж в том времени, где она пребывала в данную минуту.
Куда именно ее занесло — этого не смог бы сказать никто.
Здесь-то и таится профессиональная опасность для людей, наделенных вторым зрением. На самом деле человеческий разум не предназначен для того, чтобы шнырять взад-вперед по великому шоссе времени, и запросто может сорваться с якоря, после чего он будет улетать то в прошлое, то в будущее, лишь случайно оказываясь в настоящем. Как раз сейчас старая мамаша Дипбаж выпала из фокуса. Это означало, что если вы разговаривали с ней в августе, то она, возможно, слушала вас в марте. Единственным выходом было сказать что-нибудь и надеяться, что она уловит это в следующий раз, когда ее мысль будет проноситься мимо.
Матушка на пробу помахала руками перед невидящими глазами старой мамаши Дипбаж.
— Опять уплыла, — сообщила она.
— Ну, если Маграт не сможет взять на себя обязанности Жалки, значит, остается Милли Хорош из Ломтя, — подвела итог мамаша Бревис. — Она девочка трудолюбивая. Только вот косит еще сильнее, чем Маграт.
— Подумаешь! Косоглазие ведьму только красит. Это называется прищур, — возразила матушка Ветровоск.
— Главное, уметь этим прищуром пользоваться, — сказала нянюшка Ягг. — Старая Герти Симмонс тоже прищуривалась, да только весь ее сглаз оседал на кончике ее же собственного носа. Плохо это для профессиональной репутации. Начнет тебя ведьма проклинать, а потом у нее у самой же нос возьми да отвались… Что люди-то подумают?
Они снова уставились на пламя костра.
— А Жалка преемницу так и не выбрала? — спросила мамаша Бревис.
— И я ничуточки этому не удивляюсь, — хмыкнула матушка Ветровоск. — В наших краях так дела не делаются.
— Верно, да только Жалка не так много времени проводила в наших краях. Такая у нее была работа. Вечно носилась по заграницам.
— Лично меня в ваши заграницы калачом не заманишь, — ответила матушка Ветровоск.
— Ну да? Ты ж была в Анк-Морпорке, — рассудительно заметила нянюшка. — А это заграница.
— А вот и нет. Просто он далеко отсюда. Это совсем другое дело. Заграница — это где все болтают на каком-то тарабарском языке, едят всякую чужеродную дрянь и поклоняются этим, ну, сами знаете, объектам, — объяснила матушка Ветровоск, прирожденный посол доброй воли. — Причем надо быть очень осторожным, ведь заграница-то совсем рядом может оказаться. Да-да, — фыркнула она. — Из этой своей заграницы Жалка Пуст могла что угодно притащить.
— Однажды она привезла мне очень миленькую тарелочку, белую такую с голубым, — поделилась нянюшка Ягг.
— Верно говоришь, — кивнула мамаша Бревис матушке Ветровоск. — Лучше кому-нибудь сходить, осмотреть ее домишко. У нее там много чего хорошего было. Страшно даже подумать, что какой ворюга заберется туда и все там обшарит.
— Представить себе не могу, что какому-нибудь воришке взбредет в голову забираться к ведьме… — начала было матушка, но внезапно осеклась. — Ага, — покорно промолвила она. — Хорошая мысль. Обязательно зайду.
— Да чего уж, я схожу, — сказала нянюшка Ягг, у которой тоже было время все обдумать. — Мне как раз по пути. Никаких проблем.
— Нет, тебе лучше пораньше вернуться домой, — возразила матушка. — Так что не беспокойся. Мне нетрудно.
— Ой, да какое там беспокойство! — махнула рукой нянюшка.
— В твоем возрасте лучше не переутомляться, — напомнила матушка Ветровоск. Их взгляды скрестились.
— Слушайте, чего вы спорите-то? — удивилась мамаша Бревис. — Возьмите да сходите на пару.
— Я завтра немного занята, — подумав, сообщила матушка Ветровоск. — Может, после обеда?
— Подходит, — сказала нянюшка Ягг. — Встретимся возле ее дома. Сразу после обеда.
— Когда-то был, но потом ты его отвинтил, и он потерялся, — пробормотала старая мамаша Дипбаж.
Забросав яму землей, Харка-браконьер вдруг ощутил, что должен произнести хоть несколько прощальных слов.
— Ну, короче, вот оно и все… — неопределенно выразился он.
«А ведь она была одной из лучших, — думал Харка, возвращаясь в предрассветном сумраке к домику Жалки Пуст. — Не то что некоторые… Хотя, конечно, все ведьмы хорошие, — поспешно добавил он про себя, — но лично я предпочитаю держаться от них подальше, неловко как-то чувствую себя с ними. А вот госпожа Пуст всегда умела выслушать…»
На кухонном столе лежали продолговатый пакет, небольшая кучка монеток и конверт.
Недолго думая, Харка вскрыл конверт, хотя письмо было адресовано не ему.
Внутри оказался конверт поменьше и записка.
«Альберт Харка, — гласила записка, — я все вижу. Дастафь пакет и канверт куда нада, а если пасмеиш заглянуть в нутрь с табой случица нечто ужасное. Как профессиональная Фе Я Крестная я не магу никаво праклинать но Предсказываю тибя покусаит злой волк и твоя нога пазеленеит и отвалица, ни спрашивай аткуда я это знаю тем болие все равно я не смагу ответить патаму што умирла. Всево наилутшево, Десидерата Жалка Пуст».
