– Тебе здесь нравится? – спросила мама.
– Да, – задумчиво ответил он. – Надо только уяснить себе, что этот город живет только кино, а все остальное не имеет значения. Помните, американских заложников освободили в Ираке?
Все кивнули, хотя я не уверена, что они действительно помнили.
– Я в тот день обедал в «Гриль-Рум» с двумя агентами. А один и говорит: «Вы слышали, что заложников выпустили?» А второй отвечает: «Выпустили „Заложников"? Я даже не знал, что этот фильм начали снимать!» Вот такие здесь нравы. Эй, мистер Уолш, – попросил Шэй. – Расскажите историю о снукере.
– Рассказать? – робко спросил папа: он вел себя так, словно втюрился в Шэя.
– Давай, – подбодрили мы.
И папа рассказал о том, как единственный раз в жизни он убедил меня сделать что-то неправильное, а именно, под предлогом болезни прогулять школу. Дело в том, что он купил билеты на финал по снукеру, а пойти было не с кем. Закончилось же все тем, что меня показали по телевизору в вечерних новостях. Правда-правда. Будущий чемпион делает решающий удар. А позади него очень четко видно, как я хлопаю в ладоши, как ненормальная. Камера была больше сфокусирована на мне, а не на спортсмене. Этот сюжет показали в шестичасовых новостях, потом в новостях спорта, и более подробно – в девятичасовом выпуске. И хотя я сама не видела, мне сказали, что в ночной программе новостей тоже. И на следующий день в обед. А потом в выходные, когда подводили итоги недели. И даже в конце года, мою физиономию можно было наблюдать в рассказе о самых значимых спортивных событиях. Более того, примерно через год этот спортсмен объявил, что решил уйти на пенсию, и опять показали меня годичной давности. Пятнадцатилетняя Мэгги с ужасной прической смеется и хлопает в ладоши. Все жители страны видели меня как минимум дважды, в их числе были и мои учителя. Некоторые язвили: «Ну, что, Мэгги, тебе уже получше?» Но большинство было сбито с толку: «Ты меня удивила, – сказали мне сразу несколько человек. – Обычно ты такая хорошая девочка».
Папа так здорово рассказал эту байку, что в конце мы все плакали от смеха.
– У меня плохо получается быть плохой, – согласилась я, вытирая слезы. – Каждый раз, когда я совершаю рискованный поступок, меня ловят.
Я ничего не могла с собой поделать. Я смотрела на Шэя, он – на меня, улыбки, казалось, сползали с наших лиц. Я посмотрела вдаль и тут же увидела какую-то суету. Бригада охранников окружала какую-то женщину. Они двигались между столиками, как хорошо отлаженная машина.
– Осторожно – звезда! – сказала Эмили. Все посетители ресторана пытались рассмотреть получше, но так, чтобы было незаметно.
Зазвучало эхом какое-то слово, словно его принес ветер.
– Ли… Лиз… Лизх… ЛизХерли.
– Это Лиз Херли, – прошипела Эмили, и как по команде мы повернули головы, чтобы посмотреть. Сделать это через стену громил было сложновато, но тут один из них слегка сдвинулся в сторону, свет фонаря упал на ее лицо. Это была она! Лиз Херли!
– Может, кто-нибудь спровоцирует меня, чтобы я пошла и попросила автограф? – спросила Элен.
– Или меня, чтобы я пошла и посоветовала ей надевать побольше одежды, – игриво спросила мамуля.
Шэй обеспокоено покачал головой.
– Я не буду, потому что знаю, вам не слабо, миссис Уолш. Вы у нас дама эксцентричная.
– Да ты нахал! Я респектабельная замужняя католичка.
– Эксцентричная.
Пока мама перемигивалась с Шэем, я наблюдала за ними со сладостно-горьким удивлением. Папа с мамой без ума от Шэя. Какой была бы моя жизнь, если бы я вышла за него, а не за Гарва? Моя семья восприняла бы это легче, это точно. Но кажется, Элен любит его ни чуть не больше, чем Гарва.
– Итак, ребята, – вернулся официант, чтобы объяснить нам, что к чему, в списке десертов. – Кто будет обезжиренное мороженое?
– Будешь мороженое? – тихонько спросил Шэй у меня.
Я молча покачала головой.
– В другой раз, – сказал он. Звучит, как обещание.
Вечер прошел очень мило, если не считать стычки из-за того, кто будет платить по счету. Шэй пытался заплатить за нас, папа почти что впал в депрессию, а тут еще Эмили подлила масла в огонь, настаивая, что за всех будет платить она. Мы все же достигли какого-то компромисса и после этого направились к парковке.
Сначала работники парковки пригнали машину Шэя, и тут мама пропищала:
– Мы в джипе Эмили как селедки в бочке. Не мог бы ты отвезти кого-то одного домой?
– Разумеется, – сказал Шэй и подал ей руку. – Поедемте.
– Я лучше поеду с ним. – Мама кивнула на отца. – Почему бы тебе не прихватить Мэгги?
– Нет, я… – начала было я.
– Хорошо.
Я была смущена до глубины души. А тут еще Элен возьми да и брякни во весь голос:
– Я читала в газете статью про какую-то страну, где матери торгуют своими дочерьми. Что же это за страна была? Какая-то на букву «и».
– Индия? – подсказала Анна.
– Да! Или Ирландия?
Я вся взмокла. Хотелось провалиться сквозь землю. Но тут Шэй улыбнулся мне, в его улыбке смешались сочувствие, понимание и веселье. Он прекрасно понимал, что все это значит, но, казалось, не возражал.
– Ладно, – сдалась я. – Поеду.
Когда мы ехали, я сказала:
– Извини маму.
– Ничего.
Но больше он ничего не сказал, и я спросила сама:
– Как долго ты пробудешь в Лос-Анджелесе?
– До вторника.
– Долго. Ты, должно быть, скучаешь по жене?
– Ну… – Он слегка пожал плечами. – Привыкаешь.
Я не знала, что говорить дальше, и мы ехали молча. Было не совсем комфортно. И вот он подъехал к дому Эмили, остановился, но мотор не заглушил.
– Спасибо, что подвез. – Я потянулась к дверной ручке.
– Не за что.
Я уже открыла дверь, и тут, как гром среди ясного неба, раздался голос Шэя:
– Ты меня ненавидишь?
Я была настолько шокирована, что даже нервно хихикнула.
– Нет. – Я попыталась прийти в себя. – Не ненавижу.
Я не смогла бы сказать, что я чувствую, но это точно была не ненависть.
Но раз мы уж начали задавать «главные» вопросы, то у меня тоже был один в запасе, я хотела задать его все эти годы.
– Ты когда-нибудь думал о нашем ребенке? Шэй долго молчал. Я решила, что он не будет отвечать.
– Иногда.
– Ему сейчас было бы четырнадцать.
– Да.
