Кончита взяла все под контроль.
– Эмили, тебе нужен душ! А ты, – она ткнула к меня, – свари кофе! Крепкий!
Вынув Эмили из душа, мы одели ее и попытались продраться расческой сквозь ее шевелюру.
– Ты отлично выглядишь, – ободрила Кончита.
Эмили покачала головой и сказала:
– Все плохо.
– Что плохо?
– Мой дорогой кстюм в хмчистке, я не схдила на сеанс рэйки, а на глве прича как у Джексона в детстве.
– Ну и плевать, – возразила Кончита, силой вливая в нее чашку приторного кофе. – У тебя презентация, дорогая!
Когда мы уже собирались выходить, Кончита выхватила бутылек со святой водой и щедро побрызгала на нас. Когда капелька попала Эмили на лицо, она в замешательстве повернулась ко мне:
– Мэгги, это все на самом деле или мне только снится?
– На самом деле, – сурово сказала я и поволокла ее к своей машине, размышляя, как мне добраться до этой чертовой Долины.
Поездка была ужасна. Сердце у меня колотилось где-то под ребрами, а дыхание никак не хотело прийти в норму. Нет ничего хуже, чем автострады Лос-Анджелеса, особенно если не знаешь, куда ехать. По обеим сторонам от тебя ряды агрессивно настроенных водителей. Моя правая рука умоляла, чтобы я ее почесала. Я пыталась заставить Эмили отрепетировать презентацию.
– Камера крупным планом – грудь…
– Хорошо, – попробовала я ободрить ее. – Хорошо.
Я увидела ответвление дороги и стала озираться вокруг в поисках знака.
– Мы здесь должны повернуть?
И как же мне пересечь три полосы, чтобы это сделать?
К тому времени, как я поняла, что это не наш поворот, Эмили замолчала. Я умудрилась оторвать глаза от полотна дороги, как раз чтобы увидеть, что подбородок Эмили упирается в грудь и слюна тонкой струйкой стекает вниз на второй дорогой костюм. Господи! Только этого нам и не хватало. Она заснула посреди презентации.
Я начала трясти ее и умолять:
– Выпей джолт-колы
[14]
и попытайся не спать. Прошу тебя!
– Господи, Мэгги, – пробормотала она. – Мне снится кошмар.
Я ей посочувствовала. Бедняжка понимала всю серьезность ситуации, но просто не могла себя контролировать.
– Я не смогу, – сказала она.
– Сможешь.
– Я не смогу.
Пауза. Я уже знала, что будет дальше.
– Ты сделаешь это за меня?
– Что? Презентацию?
– Угу.
Что я могла ответить? Покорившись судьбе и холодея от ужаса, я ответила:
– Ты мне лучше напомни, что там за чем.
Так что я пыталась запоминать текст и одновременно следить за дорогой. Мои ладони так взмокли, что соскальзывали с руля. И казалось, что все еще не хватает воздуха.
Я сказала себе: рано или поздно этот день закончится. В недалеком будущем этому кошмарному дню придет конец. Потом я перефразировала: и один прекрасный день я умру и буду покоиться с миром, и все мне будет по барабану.
Скорее благодаря удаче, чем здравому смыслу, мы добрались до киностудии «Империя». Не замерить ее невозможно. По обе стороны от ворот висели четырехметровые плакаты с изображением Фреда.
Я опустила окно и назвала наши имена служащему с папочкой, который проверил, есть ли мы в списке.
– Добро пожаловать на киностудию «Империя».
– Милые песики. – Я кивнула на Фредов.
– Да? – Он засмеялся. – Дело в том, что парень, который рисовал эти плакаты, имел зуб на киностудию. Когда идет дождь, то кажется, что собаки писают.
И он радостно махнул рукой, чтобы мы проезжали.
«Империя» сильно отличалась от «Хотхауза». «Хотхауз» – высотка из стекла и стали. А эта студия выглядела так, словно ее построили в тридцатые годы. Ряды скромных белых двухэтажных домиков. Мне это напомнило туристический лагерь.
Но это вовсе не значит, что «Империя» была менее влиятельна или успешна, чем «Хотхауз». Просто она существовала дольше. Приемная была увешана плакатами сверхприбыльных фильмов, как и в «Хотхаузе». Но здесь, в отличие от «Хотхауза», трепета я не испытывала. Все мне казалось грязным обманом. Коленки у меня хоть и дрожали, как в прошлый раз, но скорее от страха, чем от волнения.
– Присядьте, – сказала нам образцово-красивая девушка.
– Ты в порядке? – спросила я Эмили, когда мы сели.
– Да, но ощущение, словно я сплю.
– Постарайся не заснуть на самом деле, – в отчаянии попыталась поддержать ее я.
– Попытаюсь.
Через несколько минут к нам вышла ассистентка Ларри, миловидная женщина по имени Мишель.
– Мне понравился ваш текст, – тепло сказала она. – Правда, понравился.
С трудом мне удалось не скривить губы.
– Сюда, пожалуйста, – сказала она, провожая нас по жаркой улице к домику, где располагалась приемная Ларри.
Я видела Ларри краем глаза тогда в «Клаб-Хаузе». Он выглядел в точности, как я его запомнила. Собирательный образ типичного голливудского режиссера. Загорелый. Великолепные зубы. Хорошая стрижка. Отличный светлый костюм. И без сомнения, мастер по навешиванию лапши на уши. Да, быстро же я стала циником.
Когда нас проводили внутрь, он висел на телефоне.
– Мне по фигу! – орал он. – Мы уже сделали пробный показ, черт возьми. Если никому не понравится, тогда этому «шедевру» дорога только на видео! – Он сердито помолчал, а потом завопил: – Нет, это ты туда иди!
Ларри швырнул трубку на рычаг и повернулся к нам.
– Ох уж эти актеры, – сказал он с грустной улыбкой.
– Да уж. – Я льстиво закатила глаза. Затем нас представили.
– Ладно. Я прочел ваш текст, – начал он.
Я чуть было руку не подняла, чтобы загородиться от лавины неискренних комплиментов. Забавный. Остроумный. Отличные диалоги. Где я это слышала?
– Мне он совершенно не понравился! – воскликнул Ларри.
Ой, такого я не ожидала. Интересно, за этим последует «настолько не понравилось, что я готов выложить тебе три лимона баксов»?
К несчастью, ничего подобного не последовало.
– Мне не понравилось, – повторил Ларри. – Я люблю животных!
– Да уж, это мы слышали, – невнятно пискнула за моей спиной Эмили.
Я легонько заехала ей локтем.
– «Фред», «Бэйб», «Бетховен» – вот это настоящее кино, – задумчиво произнес Ларри. – Но студия гонится за модой.
