– Следовательно, я отвергаю Ома, – возвестил он.
– Да, но есть ли у тебя альтернатива?
– Философия! Практическая философия! Такая, как двигатель Бедна. Она пинками и воплями загонит Омнию в столетие Летучей Мыши!
– Пинками и воплями… – повторил Брута.
– Пинки тут особенно необходимы, – пояснил Симони, сияя от удовольствия.
– Да не волнуйся ты так, – успокоил юношу Ом. – Мы к тому времени будем далеко. И в полном порядке, во всяком случае я так думаю. Кроме того, вряд ли новости о событиях прошлой ночи добавят Омнии популярности.
– Но во всем виноват Ворбис! – громко воскликнул Брута. – Это он все начал! Он заслал в Эфеб бедного брата Мурдака, а потом избавился от него, но всю вину свалил на эфебов! Он и не собирался заключать мирный договор! Ему нужно было только пробраться во дворец!
– Понять не могу, как ему это удалось… – задумался Бедн. – Никому еще не удавалось пройти лабиринт без проводника. Как же это у него получилось?
Слепые глаза Дидактилоса отыскали Бруту.
– Ума не приложу, – откликнулся философ.
Брута опустил голову.
– Значит, это он все подстроил? – спросил Симони.
– Да.
– Идиот! – завопил Ом. – Полный кретин!
– И ты расскажешь об этом людям? – настаивал Симони.
– Полагаю, что да.
– Громко выступишь против квизиции?
Брута с несчастным видом таращился в ночь. За кормой пламя эфебского пожара слилось в одну большую оранжевую точку.
– Я могу рассказать только о том, что помню, – ответил он.
– Мы – покойники, – обреченно прошептал Ом. – Брось меня за борт. Этот болван непременно захочет притащить нас в Омнию!
Симони задумчиво почесывал подбородок.
– У Ворбиса много врагов, – наконец промолвил он. – В определенных обстоятельствах лучше было бы убить его, но многие назовут это убийством. Или даже сделают его мучеником. Но суд… вот если бы были доказательства… малейшее подозрение на доказательства…
– Я вижу, как работает его мозг! – завопил Ом. – Если бы ты не трепал языком, мы бы плыли себе и плыли!
– Ворбис, представший перед судом… – задумчиво произнес Симони.
Брута побледнел от одной мысли об этом. Такую мысль было практически невозможно удержать в голове. Это была мысль, не имевшая смысла. Судить Ворбиса? Суды случаются с кем угодно, только не с Ворбисом.
Он вспомнил брата Мурдака. И легионеров, погибших в пустыне. И то, что происходило с другими людьми, с ним самим…
– Без комментариев! – орал Ом. – Скажи, что только что помнил и вдруг забыл!
– Если он предстанет перед судом, – сказал Симони, – то обязательно будет признан виновным. Его просто не посмеют отпустить после такого.
Мысли в голове Бруты всегда двигались медленно, как айсберги. Они появлялись неспешно и уплывали, никуда не торопясь, медленно. Мысли Бруты, как правило, занимали много места, но большая их часть скрывалась под поверхностью.
«Самое худшее в Ворбисе, – думал он, – вовсе не то, что он сам творит зло, а то, что он заставляет творить зло других людей. Он изменяет людей по своему образу и подобию. И с этим ничего не поделаешь. Ты просто заражаешься от него».
– Если мы вернемся в Омнию, нас схватят, – предупредил Брута.
– Мы можем высадиться в стороне от морских портов, – живо возразил Симони.
– Анк-Морпорк! – орал Ом.
– Сначала нужно доставить господина Дидактилоса в Анк-Морпорк, – заявил Брута. – А потом я вернусь в Омнию.
– И меня, меня тоже там оставь! – воскликнул Ом. – Не волнуйся, в Анк-Морпорке быстро найдутся верующие. Тамошние жители готовы верить во все, что угодно!
– Никогда не бывал в Анк-Морпорке, – признался Дидактилос. – Тем не менее век живи, век учись. – Он повернулся лицом к легионеру. – Под пинки и вопли.
– В Анке живет много изгнанников, – успокоил его Симони. – Не бойся, там ты будешь в безопасности.
– Поразительно! – воскликнул Дидактилос. – Подумать только, еще утром я и не подозревал, что мне грозит какая-то опасность.
Он опустился обратно на скамью.
– Жизнь в этом мире, – продолжил философ, – является, и раньше была таковой, пребыванием в пещере. Что мы можем знать о реальности? Все, что мы принимаем за действительную природу существования, – это не более чем причудливые и удивительные тени, отброшенные на стены пещеры ослепительным, но невидимым светом абсолютной истины, из которого нам удается, а иногда и не удается извлечь отблеск правдивости, и мы, будто первобытные искатели истины, можем только возвысить голос к невидимому и взмолиться смиренно: «Слушай, а „уродского кролика“ можешь показать? Уж очень он мне нравится…»
Ворбис тронул ногой кучку пепла.
– Никаких костей, – констатировал он.
Божественные легионеры застыли рядом. Частички пушистого пепла подхватил утренний ветерок, но они быстро осели.
– И пепел не похожий, – добавил Ворбис.
Сержант открыл было рот, чтобы что-то сказать.
– Будь уверен, я знаю, о чем говорю, – остановил его Ворбис.
Он подошел к обугленной потайной двери и пнул ее.
– А был ли мальчик? – вопросил он у небес.
– Мы прошли по тоннелю, – сказал сержант голосом человека, лелеющего тайную, пусть даже тщетную надежду отвести от себя гнев при помощи услужливого тона. – Он ведет к верфям.
– Но если войти в него с той стороны, попадешь ты не сюда, а куда-то еще… – пробормотал Ворбис.
Казалось, дымящийся пепел крайне заинтересовал его.
Сержант удивленно поднял брови.
– Доходит? – спросил Ворбис. – Эфебы не стали бы строить столь простой потайной ход, по которому можно было бы ходить в обе стороны. Эти умы придумали изощренный лабиринт. Должны быть… скрытые переходы. Последовательность шагов по камням, открывающая их. Защелки, срабатывающие в одном направлении. Вращающиеся лезвия, появляющиеся из ничем не приметных стен.
– А.
– Самые замысловатые и хитрые ловушки.
Сержант облизал сухим языком губы. Он не мог читать Ворбиса как книгу, прежде всего потому, что никто никогда не создавал подобную Ворбису книгу. Впрочем, Ворбис часто мыслили шаблонами, которые со временем можно было научиться распознавать.
– То есть мой отряд должен пройти по тоннелю, войдя в него со стороны верфей? – глухим голосом уточнил легионер.
– Я как раз собирался это предложить, – отозвался Ворбис.
– Слушаюсь, господин.
Ворбис похлопал сержанта по плечу.
