Почему, Брута узнал на закате.
Он встретил святого Когтея, отшельника и друга всех мелких богов.
– Так-так-так, – промолвил святой Когтей. – В последнее время гости нечасто нас посещают. Верно, Ангус?
Он обращался к пустому месту рядом с собой.
Брута отчаянно пытался сохранить равновесие, потому что колесо принималось угрожающе раскачиваться при малейшем движении. Ворбиса они оставили в пустыне, двадцатью футами ниже. Он сидел, обхватив руками колени, и смотрел в никуда.
Колесо было приколочено горизонтально к макушке тонкого столба. И хватало его только-только, чтобы один человек мог свернуться на нем в неудобной позе. Впрочем, святой Когтей был полностью приспособлен для лежания в неудобной позе. Он был настолько тощим, что ему бы позавидовали даже скелеты. Из одежды на нем присутствовала только минималистическая набедренная повязка, едва различимая под длинными волосами и бородой.
Не заметить прыгавшего на столбе и вопившего «Ау!» и «Идите сюда!» святого Когтея было практически невозможно. В нескольких футах стоял столб пониже, на котором размещался старомодный сортир с дыркой в форме полумесяца на двери. Как объяснил святой Когтей, не стоит отказываться от всех благ цивилизации только потому, что ты – отшельник.
Брута слышал об отшельниках, они являлись своего рода одноразовыми пророками. Все они уходили в пустыню, откуда не возвращались, сделав выбор в пользу жизни отшельника, связанной с грязью и тяготами, с грязью и религиозными медитациями и просто с грязью. Некоторые из них усложняли себе жизнь тем, что наглухо замуровывались в кельях или устраивали какое-нибудь примитивное жилище на макушках столбов. Омнианская церковь поощряла отшельников на том основании, что помешанных следует отправлять туда, где они не смогут доставить тебе много неприятностей и где заботиться о них будет общество, пусть даже состоящее исключительно из львов и ящериц.
– Я подумывал о том, чтобы добавить еще одно колесо, – признался святой Когтей. – Вон там, чтобы утреннее солнышко лучше падало, понимаешь меня?
Брута огляделся. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались камни да песок.
– По-моему, здесь солнцу ничего не мешает… – осторожно заметил он.
– Да, но на рассвете секунды кажутся часами, – объяснил святой Когтей. – Кроме того, Ангус говорит, что у нас должен быть внутренний дворик.
– Чтобы устраивать приемы с барбекю, – раздался в голове Бруты голос Ома.
– Гм, – нерешительно произнес Брута. – А какой именно веры ты святой?
Выражение смущения скользнуло по той небольшой части лица святого Когтея, что еще виднелась между бровями и усами.
– Честно говоря, никакой. Произошла ошибка. Родители назвали меня Свярианом Тойдеушем Когтеем, а потом, что действительно удивительно, кто-то обратил внимание на то, как ловко складываются буквы первых двух имен. После этого мой путь в жизни был предначертан.
Колесо закачалось. Кожа святого Когтея казалась почти черной от постоянного загара.
– Отшельничеством пришлось буквально, овладевать на ходу, – продолжил он. – Я – самоучка. Абсолютный. Невозможно отыскать отшельника, который обучит тебя отшельничеству, это несколько портит все представление.
– Э… но у тебя есть… Ангус? – спросил Брута, глядя на то место, где, по его представлению должен был находиться этот Ангус, или, по крайней мере, где он находился согласно представлениям святого Когтея.
– Сейчас он там, – резко сказал святой, показывая на совсем другую часть колеса. – Но он отшельничеством не занимается. Не обучен, понимаешь ли. Он здесь так, для компании. Клянусь, я бы просто сошел с ума, если бы не Ангус, он меня постоянно подбадривает!
– Да, тут сойти с ума несложно, – согласился Брута и улыбнулся пустому месту, чтобы продемонстрировать свое расположение.
– На самом деле жизнь здесь не так уж плоха. Время тянется достаточно медленно, зато какое наслаждение приносят еда и питье.
Брута отчетливо понял, что именно последует за этим.
– Пиво достаточно холодное? – спросил он.
– Просто ледяное, – просияв, заявил святой Когтей.
– А жареный поросенок?
Улыбку святого Когтея можно было бы назвать маниакальной.
– Румяный и с хрустящей корочкой, – ответил тот.
– Но, наверное, э-э… иногда приходится питаться и ящерицами? Или там змеями?
– Интересно, что ты упомянул об этом. Да. Но крайне редко, чисто для разнообразия.
– И, должно быть, грибами? – уточнил Ом.
– А в этой местности растут грибы? – с невинным видом поинтересовался Брута.
Святой Когтей радостно закивал.
– Да, сразу после сезона дождей. Красные, с белыми пятнышками. После грибного сезона пустыня становится такой интересной.
– Кишит гигантскими поющими слизняками лилового цвета? Говорящими столбами пламени? Взрывающимися жирафами? Ты это имеешь в виду? – осторожно спросил Брута.
– Клянусь Господом, да! – воскликнул святой. – Сам не знаю, чего эти твари тут делают. Может, грибы их привлекают?
Брута кивнул.
– А ты ловко ведешь разговор, парень, – одобрительно хмыкнул Ом.
– Но иногда… такое ведь случается, что порой ты пьешь… самую обычную воду? – спросил Брута.
– Как ни странно, случается, – не стал спорить святой Когтей. – Вокруг столько вкуснейших напитков, но зачастую я испытываю совершенно необъяснимую жажду. Видимо, это какое-то пристрастие… пристрастие к воде. А ты как считаешь?
– Возможно, возможно… Бывает такое, хочется, и все тут, – заметил Брута. Он говорил осторожно, словно вываживал пятидесятифунтовую рыбу леской, рассчитанной ровно на пятьдесят один фунт.
– Очень странно, – задумался святой Когтей. – Вокруг столько ледяного пива, а я…
– А где ты берешь эту самую воду? – невинно поинтересовался Брута.
– Растения, похожие на камни, видел?
– Это с такими крупными цветами?
– Ага. Так вот, если разрезать мясистую часть листьев, оттуда можно добыть с полпинты воды, – объяснил отшельник. – Но должен предупредить: на вкус – моча мочой.
– Думаю, уж это мы как-нибудь перетерпим, – произнес Брута иссушенными губами.
Он попятился к веревочной лестнице, которая являлась единственной связью святого с землей.
– Точно не хочешь остаться на ужин? – поинтересовался святой Когтей. – Сегодня среда, а по средам подают молочного поросенка с отборными, пропитанными солнцем, свежими, как роса, фруктами.
– Э-э, много дел, – ответил Брута, спустившийся уже до середины раскачивающейся лестницы.
– Великолепные ликеры?
