«Эй, – внезапно подумал Бедн. – Это же почти философская мысль. Жаль только, я не доживу, чтобы поведать ее хоть кому-нибудь».
Большие храмовые двери были приоткрыты. Толпа безмолвствовала и напряженно внимала. Он вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит, но потом вдруг заметил стоявшего рядом легионера.
Это был Симони.
– Но я думал…
– Она не работает, – с горечью в голосе произнес Симони
– А ты?…
– Мы все сделали правильно! Что-то сломалось!
– Скорее всего, виновата местная сталь, – нахмурился Бедн. – Много мелких деталей и…
– Теперь это уже без разницы, – махнул рукой Симони.
Его вялый голос заставил Бедна посмотреть туда, куда смотрела вся толпа.
Он увидел еще одну железную черепаху – точный макет, установленный над решеткой из железных прутьев, на которой пара инквизиторов разводила огонь. А к спине черепахи был прикован…
– Кто это?
– Брута.
– Что?!
– Я понятия не имею, что произошло. Он ударил Ворбиса… Или не ударил. Или сказал ему что-то. В общем, привел того в бешенство. Ворбис немедленно остановил церемонию и…
Бедн бросил взгляд в сторону храма. Бритый череп дьякона ярко блестел на солнце, выделяясь среди грив и бород церковных иерархов, что толпились в замешательстве в храмовых дверях.
– Надо срочно что-то предпринять, – решительно промолвил Бедн.
– Но что?
– Можно взять штурмом лестницу и спасти его.
– Их значительно больше, чем нас, – возразил Симони.
– А когда их было меньше? Не могло же их число словно по волшебству увеличиться?
Симони взял его за руку.
– Ты ведь философ, верно? – спросил он. – Вот и размышляй логически. Посмотри на людей!
Бедн оглядел толпу.
– Ну и что?
– Происходящее не нравится им, – объяснил Симони. – Послушай, Брута в любом случае умрет. Но если он умрет вот так, как сейчас, это будет иметь очень важное значение. Люди могут не понимать, действительно не понимать, форму вселенной и всякие прочие премудрости, но они будут помнить, что Ворбис сделал с живым человеком. Согласен? Неужели ты не осознаешь, что смерть Бруты станет символом? Мы получим его наконец – тот символ, в котором так нуждаемся!
Бедн смотрел на такого далекого Бруту. С паренька сорвали всю одежду, кроме набедренной повязки.
– Символ, значит? – переспросил он. В горле у него резко пересохло.
– Он просто обязан им стать.
Дидактилос как-то назвал этот мир очень забавным местом. Он был прав… Человека намереваются живьем зажарить, но ради соблюдения приличий оставляют ему набедренную повязку. В таком мире, если не смеяться, можно сойти с ума.
– Да, – кивнул Бедн, повернувшись к Симони. – Теперь я точно уверился, что Ворбис – это зло. Он сжег мой город. Цортцы иногда тоже так поступали, а мы в ответ сжигали их города. Это была самая обычная война. Часть истории. Он врет, обманывает, рвется к власти и делает это только ради себя. Но так поступают многие. А в Ворбисе… Знаешь, что в нем самое страшное?
– Конечно, – ответил Симони. – Это то, что он делает с…
– Самое страшное – это то, что он делает с тобой.
– Как это?
– Он превращает других людей в свои копии.
Симони сжал его руку словно тисками.
– Ты говоришь, что я похож на него!
– Ты как-то сказал, что с готовностью убьешь его, – напомнил Бедн. – А теперь ты даже стал думать, как он…
– Значит, штурм, говоришь? – хмыкнул Симони. – Ну, на нашей стороне человек четыреста. Итак, я подаю знак, и несколько сотен атакуют несколько тысяч? Он умрет, умрет в любом случае, и мы тоже умрем! Но ради чего?
Лицо Бедна посерело от ужаса.
– И ты не знаешь?!
На них уже стали коситься.
– Ты действительно не знаешь?! – воскликнул он.
* * *
Небо было голубым. Солнце еще недостаточно поднялось, чтобы превратить небеса в привычную для Омнии медную чашу.
Брута повернул голову в сторону небесного светила. Оно парило над горизонтом, но, если верить теории Дидактилоса касательно скорости света, на самом деле оно уже клонилось к закату.
На солнце наползла круглая голова Ворбиса.
– Что, жарковато, а, Брута? – поинтересовался он.
– Тепло.
– Скоро будет еще теплее.
В толпе возникли какие-то беспорядки. Раздались крики. Ворбис не обратил на них внимания.
– Ты ничего не хочешь сказать? – спросил он. – Неужели ты даже не способен кинуть мне в лицо какое-нибудь проклятие?
– Ты никогда не слышал Ома, – прошептал Брута. – И никогда не верил. Ты никогда, никогда не слышал его голоса. Это было обычное эхо, гуляющее в твоей голове.
– Правда? Но я – сенобиарх, а ты будешь сожжен за предательство и ересь. Ну и что, помог тебе твой Ом?
– Справедливость восторжествует, – сказал Брута. – Если нет справедливости, значит, нет ничего.
Он вдруг услышал слабый голосок – слишком слабый, чтобы можно было разобрать слова.
– Справедливость? – переспросил Ворбис. Мысль о справедливости, казалось, привела его в бешенство. Он повернулся к толпе епископов. – Вы его слышали? Он говорит, что справедливость восторжествует! Но Ом уже вынес решение! Через меня! Вот она, справедливость!
На солнце появилась точка, которая становилась все больше, быстро приближаясь к Цитадели. «Левее, левее, выше, выше, левее, правее, немного левее…» – приказывал чей-то голосок. Металл под Брутой становился все горячее.
– Он идет, – промолвил Брута.
Ворбис махнул рукой в сторону величественного фасада храма.
– Вот это построили люди, – сказал он. – Мы его построили. А что сделал Ом? Идет, говоришь? Пусть приходит! Пускай рассудит нас!
– Он идет, – повторил Брута. – Бог идет.
Люди со страхом посмотрели вверх. На какой-то краткий миг весь мир затаил дыхание и стал ждать, несмотря на весь накопленный опыт, какого-нибудь чуда.
«Чуть левее и выше, на счет три. Раз, два, ТРИ…»
– Ворбис, – прохрипел Брута.
– Что? – рявкнул дьякон.
– Сейчас ты умрешь.
Это было сказано шепотом, но слова отразились от бронзовых дверей и разнеслись по всему Месту Сетований…
Люди взволновались, сами не зная почему.
Орел пронесся над площадью так низко, что кое-кто вынужден был пригнуться. Затем птица скользнула над крышей храма и улетела в сторону гор. Люди успокоились. Это был всего лишь орел. Хотя на мгновение, всего на одно мгновение всем показалось…
