Линдсей не могла с ним не согласиться, однако была бессильна противиться тому, что происходило вокруг нее. Массовая истерия, заметно усилившаяся за последние полчаса, не обошла стороной и ее. Тело ныло от толчков и пинков, голова раскалывалась от боли – в этой толчее было просто не продохнуть. Но все это было второстепенным: лишь бы протиснуться в салон, лишь бы занять свое место в заветном ряду! Она и тогда будет разевать рот, задыхаясь от духоты. Ей и тогда будет дурно от запаха пота и калейдоскопа мельтешащих лиц. Но это ни в малейшей степени не будет волновать ее. Главное то, что будет подтверждена ее исключительность! Подтверждена теми, кто унижает сейчас ее и всех вокруг. Вот что было для нее по-настоящему ценно… Было до сегодняшнего дня. Теперь же, задумавшись над едкой репликой Маркова, она почувствовала, что начинает презирать себя.
Тем временем паника нарастала. Было такое ощущение, что толпа вот-вот повалит ее на землю и растопчет. У Линдсей не было ни сил, ни желания оглядываться, чтобы увидеть, что там, сзади, так заинтересовало Маркова. «Дайте же пройти! Господи, хоть бы до места добраться», – озлобленно думала она.
– А вот и фараоны пожаловали. – Марков по-прежнему смотрел назад, рискуя свернуть себе шею. Он даже свои темные очки снял на секунду, чтобы лучше было видно. – Штурмовиков нам здесь только не хватало. Гляди-ка, Линди, Группа вмешательства!
[48]
Линдсей отважилась бросить взгляд через плечо и была поражена. Сквозь немногочисленные просветы в толпе она смогла увидеть, как подъезжающие один за другим зловещего вида черные фургоны оцепляют здание. Вспыхнула перебранка. Какие-то господа, как видно облеченные властью, пытались очистить проезжую часть от «Мерседесов» Дома Казарес и громоздких грузовиков телевидения. Коротко и мощно рявкнула сирена. Черные двери фургонов распахнулись, изрыгнув людей в блестящих шлемах и черной форме. Кто-то сзади изо всех сил пихнул Линдсей в спину.
Она думала, что упадет, но все же чудом удержалась на ногах, успев вовремя вцепиться в рукав Маркова.
– Какого дьявола?.. Я думала, они только с беспорядками борются. Террористов обезвреживают…
– С такими лучше не связываться – это единственное, что я могу сказать тебе о них наверняка, – криво ухмыльнулся Марков. – И в том, что они тут появились, не вижу ничего хорошего. Эти ребята не отличаются чувством юмора. К тому же вооружены до зубов. Одним словом, в высшей мере приятные люди. Одеты изысканно. Ты не находишь, Линди? Одна черная кожа на них чего стоит. И ботиночки эти фашистские.
– Интересно все-таки, что им тут нужно? Хотя, знаешь ли, лучше бы тебе держать язык за зубами.
Однако Маркова уже понесло. Ответом на ее слова была еще одна кривая ухмылка. Сейчас он чувствовал себя знаменитостью и, работая на публику, изрекал свои мысли вслух, чтобы все могли подивиться их мудрости.
– Полагаю, – произнес Марков нарочито равнодушным тоном, – они фильтруют толпу. Будут всех проверять – вон уже и «загон» поставили. Для них простой человек – все равно что скот. Но ты туда не гляди. Можешь не волноваться – мы, можно сказать, уже на месте.
Очередная волна человеческих тел внесла их в открытые двери. Линдсей увидела ряды позолоченных кресел, ряды телекамер, ряды юпитеров, изливающих ослепительный свет. Миловидные девушки в одинаковой униформе, несшие караульную службу в этом святилище, то и дело пшикали ароматным спреем из хрустальных пузырьков. На Линдсей повеяло весной: воздух пах нарциссами и гиацинтами. Девушки, не скупясь, разбрызгивали духи «Аврора». Аромат становился все более удушливым.
В дверях она все же оглянулась. «Загон» оказался огороженной площадкой в уголке двора перед зданием. Там уже набралось немало народа – небогатого, молодого и возбужденного. Это были в основном студенты, а также полусвихнувшиеся поклонники мод и моделей. У кое-кого из них, возможно, и были пригласительные билеты. Но подавляющее большинство, несомненно, норовило проскользнуть в зал безбилетниками. Каждый год во время каждого показа находились счастливчики, которым это удавалось. Такие пускали в ход все средства – лесть, ложь, подлог, а иногда и силу. На тех, кто попал в «загон», было больно смотреть. Их отчаяние не поддавалось описанию.
Марков был прав: жандармы в черном обрушились в первую очередь именно на эту категорию гостей. Линдсей видела, как оттаскивали в сторону кого-то высокого и длинноволосого. Молодой человек, которого волокли за волосы, ругался визгливо и затейливо. Как раз в тот момент, когда толпа вносила ее внутрь салона, он благим матом заорал от боли. Потом крики стихли.
Было уже начало двенадцатого. Даже в Доме Казарес, где мероприятия организовывались с почти военной четкостью и точностью, показ начинался с явным опозданием. Несмотря на чудовищный наплыв зрителей, салон еще не заполнился и наполовину. Но здесь уже царило смешение красок, жестов, воздушных поцелуев, легких объятий, радостных возгласов. Кое-где вспыхивали обычные в подобных случаях схватки за места: слышались взаимные упреки и оскорбления, а наиболее азартные не прочь были испробовать и физические меры воздействия на упрямого противника. Вчера, например, на показе у Шанель две утонченно одетые дамы довели свой спор до рукопашной, принявшись тузить друг друга сумочками на золотых цепочках. Кстати, сумочки были абсолютно одинаковыми – обе от Шанель. Марков и Линдсей получили от этой сцены истинное наслаждение.
Сегодня все было как всегда. И все-таки нет, пожалуй, не все. Линдсей осознала это, уже когда сидела, наблюдая за тем, как наполняется огромный зал. Как выяснилось, полиция была не только снаружи, но и внутри здания – с той лишь разницей, что здесь главными были не молодчики из Группы вмешательства, а полицейские в гражданском. Они суетились в задних рядах, таская вместе с собой на поводке собаку. Обернувшись, Линдсей удивленно глазела на стражей порядка. Кресла были расположены ярусами, к тому же свет установленных сзади юпитеров бил прямо в глаза, поэтому ей было плохо видно, чем именно заняты полицейские. Однако не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что речь идет о какой-то достаточно серьезной ситуации, связанной с обеспечением безопасности. Она ощутила, как растет напряжение в зале. По рядам прошел встревоженный гул. Первыми забеспокоились фоторепортеры, сгрудившиеся у края подиума, и от них беспокойство распространилось по всему залу. В глазах людей появился лихорадочный блеск, до ушей Линдсей долетели обрывки произнесенных шепотом нервных фраз: бомба, террористы, угроза, собаки ищут взрывчатку…
– Нет, не любят они все-таки черни, – проговорил Марков, глядя туда же, куда и Линдсей. – Обрати внимание на последний ряд, Линди. Ну вот, еще одного поволокли…
Линдсей прищурилась, защищая глаза ладонью от непомерно яркого света. Полицейские уводили молодого человека – уже второго по счету. Он был высок, темноволос, одет в черные джинсы. Вокруг шеи у него был обмотан длинный красный шарф. Она нахмурилась: странно все это. Очень странно.
