– Самое иезуитское предположение, какое я когда-либо слышала в своей жизни, – горячо отозвалась я, потому что рассердилась на Тома, знавшего все эти подробности. Но сообщила мне их Элинор, а не он сам. Перед моим мысленным взором вдруг предстала Ребекка, истекающая кровью на полу домика. Когда она умерла? Сразу или после того, как он отвез ее на яхту и затопил? – Что с тобой произошло? Ты ведь всегда восхищалась Ребеккой…
– До того, как прочитала ее дневник и эти строки о нашей маме и о нашем доме. Это не просто неточности, мне не понравился ее тон. Все эти замечания про собак, конуру и прочее. Это так нехорошо, Элли, говоря по правде. Ехидно, зло, совершенно не по-женски… – Она помолчала и, слегка порозовев, добавила: – Как себя чувствует Артур? Мне бы не хотелось, чтобы он расстроился из-за всего этого…
– Он уже дочитал дневник до конца, но не расстроился. Сейчас он стал намного спокойнее ко всему относиться, чем прежде. И Ребекка неизменно отзывается о нем с большой теплотой.
– Хорошо, что хоть о ком-то она отозвалась с теплотой, – проговорила Элинор, фыркнув. Видимо, чувствуя мое напряжение, она решила сменить тему. И рассказала о том, что сыграло впоследствии решающую роль, но тогда я этого не поняла.
– Впрочем, оставим все это, – продолжила она. – Ты уже слышала последние сплетни в Керрите? У нас появилось привидение. Внучок Джеймса Табба видел ее на церковном кладбище как раз на другой день после…
– Очередное привидение? Ничего не слышала. Я ведь только что приехала. Мы с Томом заходили на кладбище, но привидения не заметили…
Я не обратила внимания на ее рассказы о привидениях в Керрите – привычное дело, тем более что находилась все еще под впечатлением ее слов о Томе. Почему-то я сердилась и на Элинор и уже собиралась уходить, когда она добавила:
– Наверное, мальчику это почудилось, но он очень испугался и рассказывал, что очень странная женщина вдруг поднялась из-за надгробного памятника и поманила его рукой. Он бросился домой со всех ног и всю ночь глаз не мог сомкнуть от ужаса.
– Странная женщина. Чем? Элинор улыбнулась:
– Никто ничего толком сказать не может. Наш новоявленный призрак был весь в сером: серое платье, серые волосы. Ничем не запоминающееся привидение. Правда, жена бакалейщика вспомнила, что видела ее у ворот Мэндерли, а Дженифер Лейн – помнишь ее – рыжеволосая девушка, дочь Роберта Лейна, любимая няня Фрица, как мне говорили, – она тоже призналась, что видела незнакомую женщину, которая стояла в саду и смотрела на реку. Но она видела ее какую-то долю секунды, а когда снова повернулась, та уже исчезла. Чушь какая-то! Тебе уже пора? Подожди, я посмотрю, куда мы поставили кувшин с чатни. – Элинор имела в виду кисло-сладкую индийскую приправу к мясу, которую отец полюбил со времен службы в Индии.
Но я не стала дожидаться, когда Элинор найдет приправу, и заторопилась домой, потому что вдруг вспомнила про гостью, которая навещала нас. Миновав Керрит, я притормозила на вершине холма, откуда был виден наш дом. В одну секунду загадочные обрывки сложились в цельную картину.
Мне вспомнились описания Элинор внешности привидения и места, которые оно выбирало для прогулок. Вспомнила про венок азалий у домика на берегу и горсть ракушек на могиле Люси, дневники Ребекки и кольцо с бриллиантами, брошь-бабочку и наши попытки угадать, у кого все это могло храниться. Мы считали, что у миссис Дэнверс. Но если она отпадает, кто оказывается следующим, а на самом деле единственным кандидатом?
И еще мне припомнилось описание Ребекки, когда она пыталась представить, кто займет ее место в Мэндерли: «Какая-нибудь невзрачная, молчаливая, похожая на мышь особа». До нынешнего момента я никогда не думала, что кто-либо в состоянии настолько ясно предугадать будущее. Но Ребекка оказалась прозорливой, и я тотчас догадалась, кого она имела в виду, когда писала эти строки. Благодаря им я угадала, о ком идет речь сейчас.
Бегом спустившись с холма, я буквально влетела в кухню, где Роза готовила ужин.
– Роза, – запыхавшись, сказала я, – опиши мне снова ту женщину, что приходила накануне. Как она выглядит?
– Ну… самая обычная женщина. Довольно приятная, но только она немного нервничала. Бесцветные волосы, приблизительно лет сорока.
– У нее что-то было в руках?
– Нет, только сумка.
– Ты уверена? Больше ничего? Никакой книги или папки?
– Уверена, только сумка, но довольно внушительная. Такая, как у меня.
Я посмотрела на сумку Розы, лежавшую на стуле. Поскольку Роза никуда не ходила без книги, она выбирала объемистые сумки. Теперь я уже окончательно перестала сомневаться, кто приходил к нам, кто посылал тетради Ребекки и ее вещи. Эта женщина призвана была развеять все наши последние сомнения.
Наспех проглотив ленч, я принялась помогать Розе готовиться к завтрашнему дню, когда должны были прийти Том и его друг. Я машинально нарезала огурцы и сваренные вкрутую яйца для окрошки – излюбленное блюдо Розы летом, и все это время думала только о том, как бы мне ускользнуть из дома. Я собиралась отправиться на розыски таинственной гостьи.
В три часа, когда отец лег отдохнуть, я, улучив наконец удобный момент, усадила Баркера в машину и отправилась в Мэндерли.
Я прождала часа два, рассматривая берег и поглядывая на дом, но невзрачное и ничем не примечательное привидение так и не появилось. Разочарованная и раздосадованная, я отправилась домой и по пути проехала мимо дома престарелых, где обитал Фриц. Он сидел в кресле на колесиках, дежурил на своем излюбленном месте, где когда-то Ребекка разбирала шелковые нитки.
Задержавшись ненадолго, я попросила рыжеволосую дочь Роберта Лейна описать незнакомку. Разумеется, в пересказе Элинор все выглядело несколько иначе, но и то, что я услышала, не принесло особенной пользы.
Вернувшись в «Сосны», я загнала машину в гараж и вошла в дом через заднюю дверь. Роза сидела на кухне, поставив перед собой книгу, и читала, отрывая хвостики у клубники. Увидев меня, она сказала:
– Эта женщина здесь. Она пришла около часа тому назад. Отец пригласил ее к себе, и сейчас она там, наверху, в его кабинете…
– Он не представил ее тебе? Не пригласил с собой?
– Как видишь, нет, – ответила Роза и снова погрузилась в чтение.
Я стремительно вышла в сад, Баркер последовал за мной. Окно в кабинет отца было открыто. Я слышала негромкую женскую речь, но не слышала ответных реплик. Отстегнув брошь-бабочку, которую я носила после возвращения из Лондона, я сунула ее в карман и поднялась по ступенькам наверх.
– А вот и моя дочь, – проговорил отец, и я услышала облегчение, прозвучавшее в его голосе. Он быстро поднялся, я подошла к нему, положила руку на плечо, удерживая на месте, и повернулась к гостье.
Она сидела напротив отца. В симпатичном сером летнем платье в скромный цветочек. Ее прямые бесцветные волосы были разделены прямым пробором и ровно подстрижены, как у школьниц, – это все описывали, рассказывая про нее, и, она, видимо, не собиралась менять стиль. Она сидела на кончике кресла с прямой спиной, сложив руки на коленях, как обычно держатся люди, которые приходят наниматься на работу. Женщина посмотрела на меня внимательным и ясным взглядом, как это часто делают застенчивые люди, чтобы не выказывать своей слабости.
