– Потому что Табб доказывал, что яхта не разбилась о рифы, а ее нарочно продырявили?
– Очевидно, – ответила Элли сдержанно. – Следователь – полный дурак – превратил допрос в какой-то фарс, но дело не только в этом. Просто в воздухе постоянно витало что-то неосязаемое и неощутимое. Отец вам когда-нибудь рассказывал про похороны Ребекки?
Я покачал головой. Это была запретная тема для полковника, как я понимал.
– Отец чуть не поссорился с Максимом из-за того, – продолжила Элли, – что тот настаивал на погребении жены в фамильном склепе. А отец знал, что Ребекка этого не хотела. Но Максим ничего не желал слушать и настоял на том, чтобы похоронная церемония состоялась сразу после допроса…
– А как насчет другой женщины, чье тело Максим опознал ошибочно? Она все еще похоронена там?
– Нет, ее гроб вынули из усыпальницы де Уинтеров. Наверное, пока шел допрос. Видимо, Фрэнк Кроули всем распоряжался, как обычно. Я знаю, что это совершилось в присутствии полисмена. Ее вынесли как можно быстрее, чтобы никто не видел, в особенности журналисты, которые столпились в полицейском участке. Но что произошло потом – мне неизвестно. Никого не интересовала эта бедная женщина. – Элли стряхнула пепел.
Я тоже замолчал, и тогда она, отвернувшись, принялась смотреть на воду под нами.
– Почему все это проводилось почти тайно – мне понятно. Вы читали отчеты журналистов о происшествии. Мой отец тоже не выносил такого рода публичности. На голову Максима посыпались проклятия. Но вообще-то и я не понимаю, почему похороны Ребекки выглядели так убого и проводились столь поспешно. Она была женой Максима. В здешних местах много людей, которые любили Ребекку, восхищались ею, а ее похоронили, как нищенку, чуть ли не как преступницу.
– И это вызвало много толков, – подтвердил я.
– Это вызвало обиду, – резко ответила Элли. – Никто в Керрите не знал, что похороны состоялись, мы узнали об этом только после возвращения отца. Мне запомнилась эта ночь: мать была расстроена и моя сестра Лили тоже. Лили преклонялась перед Ребеккой и специально приехала из Лондона, чтобы присутствовать на ее похоронах, но они не состоялись вообще. Потому что называть похоронами торопливое, вороватое погребение нельзя. Отец вернулся с пепельно-белым лицом. Таким я его ни разу не видела. Он даже не мог разговаривать с нами. Ушел в кабинет и закрыл за собой дверь.
И я уверена, что именно в ту ночь отец поверил, что Максим виновен в смерти жены. Но он никогда не обсуждал это ни со мной, ни с кем бы то ни было. Он словно бы запер в кладовую свои воспоминания. Не сомневаюсь, что вы уже успели заметить, как он умеет отмалчиваться, когда не хочет касаться каких-то тем. – Элли повернула голову в мою сторону. – И надеюсь, что вы простите его. Он глубоко любил Ребекку. И как человек старомодный, готов даже горы сдвинуть, только бы защитить ее посмертный образ. Тем более что она сама не может ничего сказать в свое оправдание.
В голосе Элли я услышал мольбу и был тронут до глубины души.
– Здесь не может быть и речи о прощении, – ответил я. – Мне понятны чувства вашего отца, и я отношусь к ним с уважением. Не могу не признаться, что порой меня очень сердили его попытки уйти от вопросов, но вы видите сами, как все изменилось…
Сохраняя выбранный ею сдержанный тон, Элли перебила меня:
– Как я вижу, вы по достоинству оценили, насколько уклончивым умеет быть мой отец. Но и вы сами весьма преуспели в этом деле. Так что вам проще найти общий язык. Еще кофе?
Она придвинула к себе мою чашку, улыбнулась и, не дожидаясь моего ответа, наполнила ее. И пока она, опустив глаза, смотрела на кофейник, у меня возникло ощущение, что Элли расстроена, потому что я дал не тот ответ на ее вопрос, которого она ждала. Видимо, надеялась на большую искренность с моей стороны. Я должен был ответить откровенностью на откровенность – ведь она изложила мне во всех подробностях то, чего я не мог добиться от полковника.
– Примерно через час или чуть позже, после того как отец вернулся с похорон, его снова пригласили в Мэндерли. И там, но я не уверена в этом, он провел очную ставку: Максима, его второй жены, вездесущего Фрэнка Кроули и пьяного Джека. Фейвел обрушил на присутствующих разорвавшуюся, как бомба, новость. Во-первых, предъявил записку Ребекки, которую не показал на допросе в участке. Эту записку Ребекка оставила портье незадолго до своего отъезда из Лондона. А во-вторых, Джек без стыда и зазрения совести объявил, что он был любовником Ребекки, что она собиралась бросить мужа и уехать с ним и непременно сделала бы это, если бы не умерла.
Я с недоверием воззрился на Элли:
– Что вы говорите?
– Именно так он и заявил. Отец заговорил об этом только после сердечного приступа и после того, как появились вы. Сейчас он о многом говорит более определенно и открыто.
– Мне не совсем понятно: зачем пригласили вашего отца? Разве Максиму хотелось иметь лишнего свидетеля при такой сцене?
Элли бросила в мою сторону быстрый взгляд, который я мог счесть одобрительным, и пожала плечами.
– Я согласна с вами, но что ему оставалось делать? Фейвел заявился в Мэндерли с этой запиской не для того, чтобы оплакивать Ребекку, а чтобы начать вымогать деньги – он это умел делать. Вы сами убедитесь, когда встретитесь с ним. Эта записка – последняя, сделанная рукой Ребекки. И, конечно, эта записка вызывала новые вопросы, поскольку в ней Ребекка просила Фейвела приехать в домик на берегу этим вечером, потому что ей необходимо поговорить с ним… Но если ты собираешься выйти на яхте в море и покончить жизнь самоубийством, то зачем приглашать человека к себе?
– И Фейвел приехал к ней, как она просила?
– Очевидно, нет. Не знаю почему. Но содержание этой записки ставило под сомнение решение, вынесенное следствием. Фейвел надеялся получить в обмен на записку деньги. Ему казалось, что Максим заинтересован в том, чтобы решение не пересматривалось и чтобы дальнейшее расследование не проводилось. Тут он ошибся, как мне кажется. Максим обозвал его лжецом. И вызвал моего отца – не столько как друга, но как официальное лицо. Фейвелу предложили показать записку и изложить свои обвинения.
– Ваш отец видел эту записку собственными глазами? – уточнил я.
– Конечно. Фейвел рвал и метал, доказывая, что у него была любовная связь с Ребеккой. И обвинял Максима в убийстве жены. Утверждал, что тот ревновал Ребекку. – Она помолчала. – Представляю, как это было отвратительно. Мой отец не мог поверить, что Максим позволит этому негодяю бросать такие чудовищные обвинения. Но затем появилась миссис Дэнверс и тоже стала утверждать, что Ребекка изменяла мужу. Можете себе представить, что пережил мой отец? Вызвали прислугу, и пришлось всем им задавать вопросы относительно неверности покойной. Как ни омерзительно все это выглядело, но отец пришел к выводу, что необходимо провести дополнительное расследование. И решил, что должен проследить все передвижения Ребекки в последние дни ее жизни. Если выяснится, что Ребекка делала в Лондоне, то они смогут понять, почему она так настойчиво просила Фейвела, не откладывая, приехать в Мэндерли. У миссис Дэнверс оказался еженедельник Ребекки.
