– Мы, разумеется, не собираемся обсуждать это происшествие, – добавила Элинор. – Я не помню всех подробностей, как и Джоселин. Наверное, только Артур знает – у него поразительная память…
Конечно, полковник знал и еще в первые дни нашего знакомства пересказал скандальную историю. Портрет Каролины был написан по заказу ее брата – известного распутника. И белое платье незамужней Каролины, в котором запечатлел ее художник, подчеркивало расплывшуюся фигуру. Как утверждала молва, вина за то лежала на ее брате, к которому юная Каролина испытывала отнюдь не сестринские чувства. Впрочем, она испытывала влечение ко всем привлекательным мужчинам в округе Мэндерли. По одним преданиям, когда художник спросил Ральфа: «В каком виде я должен запечатлеть вашу сестру?» – тот ответил: «Потаскухой, какой она и является. Это же настоящая кобыла». По другой, более привлекательной версии – торжественно произнес: «Как мою самую великую любовь и мое величайшее проклятие».
Странный выбор костюма для бала-маскарада. Как я заметил – это было свойственно полковнику, – он рассказал мне, так сказать, предысторию, но упустил то, что касалось современности. Я смотрел на сестер Бриггс и думал, как они будут выкручиваться, поскольку говорить подобные вещи у них за столом было неприлично. Джоселин, как мне казалось, скорее была готова поведать миру о давнем прошлом, чем ее сестра.
– Все это пустые россказни, – бросила Элинор.
– Напрасно ты не веришь, – настаивала на своем ее сестра. – Беатрис всегда повторяла, что Каролина и все, что связано с ней, приносит несчастье. Как видишь, она оказалась права. Ребекка надела костюм Каролины и вскоре умерла. Господь да упокоит ее душу. И вторая миссис де Уинтер выбрала этот же самый костюм для своего единственного бала-маскарада, который она решилась устроить в Мэндерли после своего появления. Мы не приняли приглашения и не пришли..
– А те, кто может смотреть на все сквозь пальцы и способен забывать, явились…
– Но нам все рассказали в подробностях. Беатрис нам рассказала. И представляете, какой ужас! Миссис де Уинтер тоже тайком готовила этот костюм, никто о нем ничего не знал и не мог предупредить бедняжку. И когда она появилась перед гостями – на какую-то долю секунды все решили, что это привидение Ребекки. Максим побелел как полотно. Его жене пришлось уйти и переодеться в обычное платье. Беатрис описывала, как она заливалась слезами. Максим обошелся с ней слишком жестко. И я понимаю, почему она даже сначала вообще отказывалась выходить из своей комнаты.
– В ней отсутствовала изюминка, – размышляла вслух Элинор. – Волосы мышиного цвета, никакого стиля и никакого характера.
– Но главное, что произошло потом! Она надела этот костюм… и на их голову посыпались несчастья. Водолазы обнаружили яхту Ребекки, началось следствие, а потом Мэндерли сгорел дотла. Мы не могли прийти в себя от потрясения. А все из-за того, что она потревожила потусторонний мир, – я не сомневаюсь в этом ни секунды. Я чувствую, что каким-то образом мы связаны с другим миром. И мне кажется, что это было послание… Я хотела устроить спиритический сеанс, чтобы задать по этому поводу вопросы духам, но Элинор не разрешила мне…
– Одно время Джоселин очень увлекалась верчением стола, – сухо заметила Элинор. – Потом увлеклась картами Таро. Но все это теперь позади. Такими вещами очень опасно увлекаться, и я уверена, что вы разделяете мое мнение, не так ли, пастор?
– Согласен, – кивнул тот, – очень опасно. Добившись осуждения сестры, Элинор тотчас переменила тему разговора. Я дождался, когда мы вернемся в гостиную, где, как это было принято в Керрите, пили кофе, прежде чем снова заговорил о Мэндерли. Мне это не сразу удалось, потому что наступил заветный момент, когда сестры пустились в рассуждения о преимуществах семейной жизни, при этом обмениваясь многозначительными улыбками, явно направленными в мой адрес.
Но тут пастор решил повести беседу и начал обсуждать обряды крещения, свадьбы и похороны, к которым он имел непосредственное отношение. И я подхватил эту тему и заставил сестер вспомнить другую свадьбу – бракосочетание Ребекки и Максима де Уинтера. Я тысячу раз спрашивал их об этом и прежде, но им всякий раз удавалось уйти от ответа.
– Разве мы не говорили? – удивилась Джоселин. – Мы, к сожалению, пропустили ее. Это произошло вскоре после того, как скончалась наша дорогая матушка, и мы оказались в очень затрудненном положении. Мы отправились навестить свою кузину в Кении. Мы ездили на сафари, видели львов… Четыре месяца провели там или пять, не помню. Мы пропустили торжество в Мэндерли, а когда вернулись, Ребекка и Максим уже были женаты. Мы рассказали, где успели побывать и что видели, в том числе и о Счастливой долине. Ребекка назвала точно так же один из пологих оврагов. Она была такая милая, ты помнишь, Элинор, в тот первый день, когда мы встретились с ней? Многие считали, что ее манера говорить сбивает собеседника с толку, но мы так никогда не думали…
– Выводит из себя! – так говорили некоторые. Конечно, нет. Все дело в том, что Ребекка высказывалась очень откровенно. Это было непривычно…
Высказываться прямо, откровенно… Я вздохнул. То один, то другой упоминал об этом. Но когда я начинал расспрашивать конкретно, то оказывалось, что Ребекка очень редко говорила то, что думала. Но я боялся проявить нетерпение, потому что сестры могли тут же замолчать.
Они не единственные, кто пропустил свадьбу. Полковник Джулиан тоже не присутствовал на торжестве, правда, он в этот момент находился в Сингапуре. Но, сколько я ни пытался найти хотя бы одного очевидца, который присутствовал при торжественном обряде, мне не удавалось найти никого. Даже газеты не откликнулись ни единой строкой. Только «Таймс», но там об этом написали как об уже свершившемся факте, что само по себе выглядело очень странно: в то время свадьба такого человека, как Максим де Уинтер, должна была привлечь и внимание людей в обществе, и внимание репортеров.
И я решился спросить у сестер, как спрашивал и остальных: доводилось ли им видеть какие-то свадебные фотографии в Мэндерли. Они вдруг смешались и принялись повторять, что своими глазами этих фотографий не видели, зато Ребекка в таких подробностях описала, какой длины был шлейф ее свадебного платья, что у них создалось впечатление, что они сами присутствовали на торжественной церемонии. И тогда я совершил еще один заход, несмотря на то, что пастор уже начал выказывать недовольство. Я спросил, знают ли они, где именно проходило бракосочетание.
– Кто-то говорил, что в Лондоне, – сказал я, – но я не помню точно.
– Скорее всего, не в Лондоне, – задумчиво протянула Элинор. – А если бы здесь, то наша кузина Викхем должна была бы присутствовать. Значит, не здесь. Дайте подумать. Как странно, что я не помню таких вещей, но это произошло так давно! Наверное, родственники со стороны Ребекки организовали свадьбу… Но разве ее родители тогда еще были живы?
– Не имею представления.
– Это произошло зимой. Я уверена, поскольку мы ездили в Кению именно зимой. Это так необычно, мне всегда казалось, что лучшее время для свадьбы – лето. Значит, в феврале или в марте?
