– Сейчас нет ничего проще, чем говорить это. Вчера? Как удобно. Что ж, а сейчас у меня нет времени на то, чтобы выслушивать объяснения. Мне надо идти. И к тому же я очень хорошо представляю, как тебе не терпится открыть конверт.
– Не уходи. Вот посмотри: я купил это для тебя вчера. – Я подошел к столу, вынул свою книгу и протянул ее Элли. Она молча смотрела на нее, но я не видел ее глаз.
– Ты купил ее для меня? Вчера? Ты не обманываешь?
– Нет, Элли.
Она подняла голову, и я увидел, как переменилось выражение ее глаз.
– Но почему вчера? Почему не раньше?
– Никаких особенных причини на то не было. Просто я решил, что больше не могу притворяться. Книгу читать незачем. Она очень скучная и нудная, написана сухо, там полно сносок…
– Но я привыкла к сноскам…
Мы стояли и смотрели друга на друга. Ее искренние, правдивые глаза потеплели, она улыбнулась, затем, неожиданно поддавшись порыву, подошла и поцеловала меня.
– Какой ты соленый, – сказала она. – Сколько часов ты провел у моря? И промок до нитки, мистер Грей, мистер Галбрайт, Том… Как мне теперь называть тебя?
Я что-то попытался произнести, схватил ее за руки, но она выскользнула из моих объятий и устремилась к двери:
– Этот коттедж такой холодный, здесь можно превратиться в сосульку. – Она озабоченно посмотрела на меня. – Прими мой совет: переоденься в сухое, разожги камин и только после этого садись читать…
Стоя на ступеньках, я смотрел, как пелена дождя размывает ее фигуру, пока она не превратилась в смутную – словно привидение – тень. И я думал о том, как она меня поцеловала. А потом решил, что нет смысла все время возвращаться к этой сцене.
Войдя в дом, я взял пакет, который передала мне Элли, и принялся рассматривать его. Тот же самый почерк, что и в той тетради, которую получил полковник в первый раз. Конверт пришел ровно через неделю. Элли открыла его и проверила, что там лежит.
Я вытащил еще одну черную тетрадь. И заметил, как при этом от нетерпения дрожат мои пальцы. Открытки в тетради не оказалось, зато все страницы были исписаны. Черные чернила. Размашистые заглавные буквы. Кое-где чернила немного расплылись – то ли от слез, то ли от брызг морской воды.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы закрыть тетрадь, но я внял совету Элли. В доме стоял собачий холод, и я запросто мог простудиться. Переодевшись, я затопил камин. Потом задернул занавески, включил настольную лампу, придвинул ее поближе и сел за стол.
Кто отправил этот конверт?
Та ли эта тетрадь, в которой Ребекка делала записи, когда к ней пришел полковник? Действительно ли здесь содержится описание ее жизни, как она собиралась сделать когда-то? Вспоминая рассказы Артура, я представил себе комнатку, где она скрывалась от всех, и подумал о том, что Ребекка вошла в мою жизнь, навсегда изменив ее.
Испытывая самые противоречивые чувства: надежду, сомнения, страх и уверенность – теперь-то все должно проясниться, – я открыл тетрадь и начал читать.
Часть 3
РЕБЕККА
Апрель 1931 года
21
Какой сегодня холодный день – море зеленое и сверкает, как бутылочное стекло, а небо чистое и голубое. И сегодня я думаю о тебе целый день, мой дорогой.
Макс ушел, я свободна и рано утром убежала сюда, к себе. Завтракать в этой гробнице на серебряных тарелках, пока Фриц важно ходит туда-сюда, – нет, это выше моих сил. Утром я не могу есть: только чашка кофе и кусочек поджаренного хлеба, а потом надо садиться за стол, писать письма, приглашения, составлять меню, заранее расписать все по часам и минутам. В десять мы с Джаспером отправились на прогулку в лес – уже появились первые азалии. И только чайки составили нам компанию.
Мы спустились с ним на берег, я стала бросать Джасперу палки, он прыгал за ними в воду, а потом нес их мне и встряхивался – от него разлетались алмазные капли, такие большие, как градины. Они переливались на солнце, как камешки на моем кольце.
Когда-нибудь я приведу тебя сюда, моя любовь, и покажу самые укромные уголки на берегу. Скалу, которую облепили розовато-лиловые мидии, словно это ноготки русалок. Место, куда волны наносят ветви, там я собираю и сушу их, чтобы топить печь. Я покажу тебе, где глупыш каждый апрель вьет гнездо и откладывает одно-единственное белое яйцо.
А еще я тебе покажу затон, где так глубоко, что можно утонуть. Сегодня я посмотрела в него и увидела твое отражение. Водоросли превратились в твои волосы, ты прищурился – это были ракушки, и протянул мне навстречу открытую ладонь – морскую звезду. Прибой поет тебе колыбельную, твои кости будут такими же крепкими, как кораллы, ты будешь быстрый, как рыба. Двигайся, мой дорогой. Торопись, и ты скоро родишься. Мне так хочется прижать тебя к груди и показать тебе Мэндерли. Скоро все это станет твоим.
Более подходящего места для привидений мне еще не доводилось встречать. Ты чувствовал сегодня их присутствие? А я чувствовала. Их привлекает море – как оно шепчет, как оно накатывает на берег, как шуршит песок. Моя мама – она тоже проведала нас и танцевала босиком на волнах, а волосы – цвета старого золота – раздувались на ветру. Когда она распускает их, они доходят до пояса. Отец тоже показался, но он прятался за скалами, такой высокий, в черной одежде. Во мне течет их кровь – светлое и темное – и в твоей тоже, мой любимый, мой единственный.
И мы с тобой тоже как привидения, нас никто здесь не видит – ты знаешь об этом? Но и та, другая Ребекка тоже здесь. Правда, императрица никогда не спускается на берег. Она стояла наверху в своих шелках и меховой накидке. Она родилась в доме, который назывался «Святая Агнесса», и мы до сих пор вместе. Когда надо, я всегда могу позвать ее. Но иной раз она своевольничает – и это тревожит меня. Будь с ней поосторожнее, не переходи ей дорогу. Несмотря на то, что она такая обаятельная. У нее взгляд острый, как бритва, а из кончика пальцев вырывается огонь, она способна подкрадываться тихо и незаметно, как змея. И я зову ее госпожа Медея.
Она приходила и сегодня, искала способ отомстить, как мне кажется. Месть как дрова для огня, – она питает ее. И эта девочка пришла с ней. Бесцветная девочка, которая, глядя на Мэндерли, думала, что будет жить здесь.
Я вспоминала, как эта невзрачная девчонка в первый раз появилась здесь и побежала к берегу моря. День был светлый и радостный, море – прозрачным и безмятежным. И я подумала: «Чего бы это мне ни стоило – я заполучу Мэндерли». Я еще была такой маленькой тогда – до того, как научилась расти, и грызла ногти, мне тогда исполнилось тринадцать лет, почти четырнадцать, но я выглядела лет на десять. И такая непривлекательная! Мамы не было рядом, она уже была смертельно больна, хотя никто не сказал мне об этом. Что касается отца, то я знала только его имя, он тогда еще не проявился в моей жизни – и я была одна: некрасивая и неумная, лишенная воли, просто малосимпатичная девчонка, и я стояла здесь на тропинке в необычно жаркий осенний день, и желание переполнило меня с такой силой, что даже заболело сердце и перехватило дыхание.
