— Так, может, игра стоит свеч? — Мэгги почувствовала, что его нужно подбодрить. Ей не хотелось упоминать о странном напряжении на съемочной площадке, потому что не он тому виной. Может быть, подумала она, всему причиной неполадки и нелепые случайности.
— Если бы это было так, — пробормотал Вито таким бесцветным голосом, что Мэгги испугалась.
— А если и нет? Это еще не конец света. Твой фильм с Моро и Бельмондо понравился Кэнби и даже Джону Саймону. Последние два фильма получили фантастические отзывы…
— Они не принесли никакой кассы. Никакой. Если я хоть раз получу прибыль, значит, папе римскому пора жениться. Ты, как все, считаешь, что хорошие отзывы автоматически означают деньги. Может, только в Нью-Йорке…
— Ох… — Мэгги онемела от удивления.
Щедрость Вито, жившего словно на вершине мира сего, весь образ его жизни производили впечатление, что его ресурсы безграничны. Она никогда не задумывалась о том, что, начав снимать картину, продюсер может быть уверен только в том, что получит зарплату и что истинное его вознаграждение зависит от прибылей.
— Я этого просто не понимала, — произнесла она наконец.
— Мэгги, сколько фильмов приносят прибыль?
— Ну, господи, очень и очень многие, — иначе зачем бы их снимать?
— Один из четырех. Разве ты не помнишь, чему я учил тебя в Риме? Только двадцать пять процентов фильмов приносят прибыль, но эти двадцать пять процентов приносят столько денег, что их хватает на существование студий.
— А твоя продюсерская зарплата? Ведь ты получаешь ее вперед, даже если картина не приносит прибыли.
— В зависимости от обстоятельств, — сказал он, поморщившись, будто попробовал горькое лекарство. — Случилось так, что при моем прошлом фильме и при этом тоже положение с финансированием было таким тяжелым, что я отсрочил себе зарплату до получения прибыли. Фильм с Бельмондо провалился, и мое имущество заложено, Мэгги.
Заложено! Она смотрела на него: в шелковой пижаме и шелковом халате с монограммой он был великолепен.
— Я не знала.
— Никто не знает. Это тайна сообщества продюсеров. Мы все игроки. Это хуже, чем игра на скачках. Потому у нас и нет настоящей спайки, мы боимся, что кто-нибудь проговорится.
— О, Вито! Дорогой! Все будет хорошо. С Беном Лоуэллом и Мэри Хейнс провала быть не может. Море чувственности на экране — они входят в шестерку самых сексуальных людей в мире. Люди до смерти хотят увидеть по-настоящему хорошую любовную историю. Вито, я знаю, это будет грандиозный успех. — Мэгги обвила его руками крепко, как могла.
— Твои слова да богу в уши, — ответил Вито, употребив любимое выражение матери Мэгги.
* * *
Через полчаса на Мэгги накатил такой приступ «болезни туристов», что ей оставалось лишь спастись бегством к себе в комнату. Она не притрагивалась ни к чему, кроме еды в походной столовой, но Мексика есть Мексика. За двадцать четыре часа, что она провела в физических страданиях, произошел еще один несчастный случай, но поправить дело лекарством на сей раз было невозможно. Этой ночью красивый молодой актер Гарри Браун, дублер Бена Лоуэлла, споткнулся о мусорную урну и упал в темной аллее позади мотеля. Он так ударился головой о бетонную плиту, что потерял сознание и умер от потери крови еще до Того, как его успели обнаружить. Пока врач компании оформлял свидетельство о смерти, Бен Лоуэлл разговаривал с Вито:
— О господи, я знал этого парня много лет. До сих пор не могу поверить. Ужасно! Он был моим дублером в последних трех картинах. Пока он не появился в Голливуде, он был никто, бродяга. Два года назад я дал ему работу — парень слонялся без дела, мечтал стать актером, но таланта у него не было. Бедняга. Бедный Гарри, о господи! Он вырос на какой-то богом забытой ферме, он никогда не говорил, где она. Нам придется устроить похороны, Вито, и поскорее. Эта страна жаркая.
— Он был католиком? Есть у вас какие-нибудь свидетельства?
— Черт, никаких! Кто же знает о таких вещах?
— Тогда мы не сможем похоронить его здесь. Нас в этом городишке и так не любят и не позволят хоронить на своем кладбище некатолика.
Двое мужчин посмотрели друг на друга. Это значит, что им придется вызывать самолет из Лос-Анджелеса и вывозить тело обратно. И это означает, что нужно готовиться к похоронам вдали от этого места и предстоят огромные расходы.
— Вито, парень любил море, это у него просто пунктик был. Будет ли противозаконно похоронить его в море?
— Думаю, лучше отослать тело обратно в Лос-Анджелес, Бен. Студия просто добавит это к нашим перерасходам.
— Вито, говорю тебе, парень хотел бы, чтобы его похоронили в море. Я в этом уверен. Гарри ужасно боялся… боялся кремации, боялся быть зарытым в землю. Я вынужден настаивать на этом, Вито.
Актер дрожал, испытывая какое-то чувство, но Вито не понимал какое. Это была не скорбь потери и не злость от того, что ему возражают. Он повторил неожиданно резким, искаженным голосом:
— Я вынужден настаивать…
И Вито определил его чувство. Страх.
— Вито, я не смогу закончить картину, если он не будет похоронен в море. Мне будет слишком больно думать, что его похоронили в земле, когда он так ненавидел все это. Слишком больно, чтобы работать.
Страх и шантаж.
— Ладно, — сказал Вито. — Я все устрою.
Еще до конца дня Гарри Брауна без шума, не привлекая внимания, похоронили в море.
* * *
Вито слишком торопился закончить «Нерасторопную лодку», чтобы не поддаться на шантаж Бена Лоуэлла. Он не сказал Мэгги самого главного, не сказал, что из-за плохих кассовых сборов от двух последних картин ему пришлось подписать гарантии на завершение картины к определенному сроку, продав при этом свой дом в окрестностях Рима и коллекцию литографий, чтобы собрать средства на съемки. Он пошел на это с открытыми глазами. Продюсер должен верить в свое призвание, даже если от него требуется поставить на карту все, что у него есть, лишь бы быть уверенным, что для завершения фильма денег хватит.
Но Вито Орсини знал, что обязан выяснить, почему его шантажируют. Фильм шел из рук вон плохо. На следующий день после того, как Гарри Брауна опустили в море, режиссер целый день снимал и переснимал ключевую сцену между Беном Лоуэллом и Мэри Хейнс, но Вито и без просмотра отснятого за день материала понял, что хорошим фильмом тут и не пахнет. Он провел на съемочной площадке весь день, игнорируя раздражение и недовольство режиссера, и наблюдал, наблюдал, наблюдал. Он подметил множество мелочей, каждая из которых сама по себе не являлась чем-то исключительным, но высокоразвитые экстрасенсорные способности и инстинкт игрока, проматывающего состояние, помогли Вито углядеть столько необъяснимых деталей, что после ужина он решил заглянуть к Мэри Хейнс.
