— Ни в коем случае, Арчи, тут кроется что-то другое, — ответил Байрон, который после нескольких лет тесной работы с Викторией все еще ломал голову над ее манерой поведения.
В последние годы Виктория не только безупречно вела себя, но и значительно усовершенствовала свой суровый, но в то же время очень дорогой авангардный стиль модно одевающейся монахини. Если бы она отказалась от черного и коричневого в пользу темно-серого или белого, это выглядело бы так же пугающе, как пурпурное или оранжевое на другой женщине. Она не изменяла французской моде и подчеркивала свою белую кожу с помощью ярко-красной губной помады. В ней было что-то классическое и одновременно таинственное, поскольку от проницательных мужских глаз нельзя было скрыть, что самое главное в ней остается невысказанным. Эта загадочность, действующая сильнее, чем красота, делала Викторию предметом бесконечных споров среди коллег мужского пола.
За ее маской скрывалась страсть. Арчи и Байрон давно знали это, но Викторию окружала такая мощная крепостная стена, что проникнуть за нее было нечего и мечтать.
В конце лета 1982 года, накануне своего тридцатилетия, Виктория Фрост пригласила Арчи и Байрона к себе на обед. Эта честь оказывалась им впервые, хотя в последние два года она часто принимала приглашения на большие неформальные вечеринки, устраивавшиеся ими совместно.
Изысканная простота и уют квартиры ошеломили их. Оба прекрасно знали, чего это стоит.
Байрон и Арчи обменялись изумленными взглядами, когда Виктория встретила их, облаченная в красные замшевые брюки в обтяжку, слишком просторную блузку из розового шелка, покрой которой напоминал мужскую рубашку, и пару великолепных сережек из резного нефрита. Она распустила волосы и отбросила их на спину. Нельзя было сказать, что Виктория помолодела на десять лет, но это была совсем не та женщина, которую они знали по офису.
Во время обеда при свечах, накрытого горничной в уютной столовой, все трое не говорили ничего важного, предпочитая обмениваться сплетнями о товарищах по цеху. Затем они вернулись в гостиную пить кофе и бренди. За бренди Виктория объявила им, что решила уйти из агентства «Колдуэлл» и основать свое собственное.
— Не спрашивайте меня, почему. — Ее лицо с тонкими чертами внезапно напряглось, а звонкий голос зазвучал почти гневно. — Вам я могу сказать только одно: это вызвано глубокими, неразрешимыми проблемами с моей матерью. Подробности знать вам ни к чему. Когда я уйду, то возьму с собой три заказа «Оук-Хилл». План рекламной кампании этих продуктов принадлежит вам. Вы знаете, что я считаю вас самой талантливой бригадой в агентстве. Я была бы рада, если бы вы присоединились ко мне.
Виктория сделала паузу, обвела взглядом их все еще изумленные лица и решила слегка сбавить тон:
— Слушайте, ребята, если вы не согласитесь, я очень расстроюсь. Джо Девейн искренне уважает вас, но он уже сказал, что в случае вашего отказа возьмет другую бригаду. Иными словами, я уйду в любом случае, хотя искренне предпочла бы работать с вами. Я могу забрать любую команду из любого нью-йоркского агентства, которая захочет воспользоваться этой возможностью и стать моими компаньонами. Кстати, эти три заказа стоят двадцать миллионов долларов. Если вы скажете «да», мы будем полноправными партнерами нового агентства.
— Виктория, подожди минутку, — сказал Байрон, ошеломленный как предложением, так и открывавшимися перспективами. — Уйти из агентства и создать новое — это одно, а забрать с собой заказы «Колдуэлл» — совсем другое. Тем более что это дело семейное.
— Ну и что? Сам знаешь, такое случается сплошь и рядом. Я понимаю, что это не игра в крикет, но некоторые из самых крупных рекламных агентств начинали именно так.
— Верно, такое бывало, — медленно ответил Арчи. — Но ты знаешь, почему идешь на это, а мы нет. Расскажи хотя бы, что заставило Джо Девейна уйти вместе с тобой. Его делами всегда занимался сам Колдуэлл. Если бы не Ангус, «Оук-Хилл» до сих пор оставалась бы пищевой компанией средней руки.
— Нет, Арчи, не могу, даже если ты решишь присоединиться ко мне. Но я никогда не сделала бы вам этого предложения, если бы не была абсолютно уверена, что дело того стоит. Я бросаю работу, рискую своим будущим… Неужели тебе нужны еще какие-то гарантии?
— Расскажи хотя бы, как это произойдет. Это самое малое из всего, что мне хотелось бы знать, — сказал Байрон. Они с Арчи давно мечтали о собственном агентстве, но такое развитие событий им и в голову не приходило.
— Очень просто и быстро, — ответила Виктория. — Мы подписываем соглашение и создаем новое агентство — «Фрост, Рурк и Бернхейм» или «Фрост, Бернхейм и Рурк». В каком порядке пойдут ваши имена, решайте сами, но мое будет первым… в конце концов, это моя идея. Примерно через неделю после нашего переезда «Оук-Хилл» устроит конкурс на проведение широкомасштабной рекламной кампании трех новых низкокалорийных продуктов — супа «Ансер», хлеба «Лин энд Мин» и десерта «Синлайн». В конкурсе будут участвовать, конечно, «Колдуэлл», несколько других компаний и наше новое агентство. После обычной процедуры все три заказа достанутся нам. Уловка прозрачная и никого не одурачит, но зато все будет законно.
— Виктория, нам с Байроном нужно подумать, — сказал Арчи.
— Конечно. — Виктория встала из-за стола. — Но ответ я должна получить через двадцать четыре часа. Каким бы он ни был, я всегда буду считать вас лучшими в своем деле.
«Никуда они не денутся, — думала Виктория, раздеваясь. — Соблазн слишком велик. Сначала я получу их согласие, а потом сообщу им, что мы переезжаем на побережье. „Фрост, Рурк и Бернхейм“ или „Фрост, Бернхейм и Рурк“? Какая разница, если не пройдет и года, как оно будет называться „Колдуэлл и Фрост“?»
— Она больше теряет, чем приобретает, — проворчал Байрон.
— Ага, но все равно хочет уйти из «Колдуэлл».
— Мы едва знакомы с Колдуэллами. Они едва ли различили бы нас на опознании в полицейском участке, — напомнил Бернхейм. — Я сам в последний раз видел их на торжественном вечере в честь Рождества.
— И все же это вопрос служебной этики.
— У Виктории больше прав на нашу преданность, чем у Колдуэллов. Она наше непосредственное начальство.
— Байрон, ты преувеличиваешь.
— Слушай, такая возможность бывает раз в жизни.
— Верно, черт побери, — сквозь зубы ответил Арчи. — Можно оставаться мистером Чистоплюем, но какой ценой?
— Слишком высокой. Ты хочешь сидеть и смотреть, как наши находки будет реализовывать другая творческая бригада? Мы вложили в эти проекты три года жизни и свои лучшие идеи.
— Ты хочешь заниматься ими?
— Тебе этого до смерти хочется.
— И тебе тоже, — быстро ответил Арчи. — Эти заказы в любом случае перейдут к Виктории. Сделать мы ничего не можем, так почему бы не согласиться?
— Я не вижу никаких причин для отказа, кроме чисто этических.
— Если бы мы с тобой хотели копаться в этическихпроблемах, то стали бы священниками, а не специалистами по рекламе, — ответил Арчи, и вопрос был закрыт.
