– Угу, – отозвался Тоби. – Так, ерунда. Я позвонил маме, но ее не оказалось дома, и попросил оператора сообщить ей, что я звонил, а когда набрал номер брата, то выяснилось, что он вообще ничего не знает, потому что спал.
Все дружно улыбнулись, вопрос о землетрясении был исчерпан и тут же забыт. Несмотря на укоренившееся мнение, что фотографы, будто бы следуя давней традиции, относятся к снимаемым клиентам несколько свысока, воображая, что именно они устанавливают приоритеты в мировом масштабе, все трое без слов понимали, что ожидание сегодняшней съемки волнует их.
После нескольких удачно сыгранных ролей, ошеломивших публику, австралиец Сэм Батлер, неожиданно затмив Тома Круза, предстал перед всеми как самый соблазнительно-обаятельный и талантливый молодой актер последних лет. В отличие от большинства американских звезд экрана, с готовностью снимавшихся в журналах, чтобы рекламировать фильмы со своим участием, он до сих пор не соглашался на это, поэтому сегодняшняя съемка для журнала «Вэнити фэар» была поистине событием.
– Сэнди утверждает, что нам ждать его еще не меньше часа, а может, и больше, – сообщила Джез.
– Она говорила, что от него звонили, поэтому наша юная Мелисса и не захлебывается от восторга, – прокомментировал Тоби. – Приберегает слова для нужного момента.
– А Тоби не терпится узнать, где его так классно стригут, – парировала Мелисса, проверяя объектив.
Но Тоби даже не удосужился ответить. Он не отрываясь смотрел на Джез, полулежавшую на софе, и одновременно повторял фразу, которой, словно заклинанием, начинал каждый рабочий день: «Слава тебе, господи, что я никогда не влюблюсь в Джез. Она богата, знаменита и к тому же мой босс. Я никогда не влюблюсь в Джез». Вооруженный этим заклинанием, которое порой ему приходилось повторять много раз, особенно если съемка задерживалась и он расслаблялся, Тоби умудрился проработать так два года, мучимый жаждой любви, увы – неутолимой.
По крайней мере, она ничего не подозревает, думал он, глядя на нее и, как обычно, пытаясь разгадать загадку, написанную на ее лице. Он всерьез начал заниматься фотографией еще подростком, но натренированным внутренним взглядом никак не мог ухватить то, что так притягивало и очаровывало его в лице Джез. Сам характер работы приучил его вглядываться в лица женщин, для которых главное в жизни – их красота, многие из них были красивее и моложе, чем Джез в свои двадцать девять лет, но, как бы долго он ни смотрел на нее, ему не довелось испытать чувства окончательного понимания и удовлетворенности, чувства эстетического пресыщения, возникающего у художника, когда он осознает, что уже увидел и отгадал все, что возможно.
В земной, осязаемой Джез глаза Тоби улавливали нечто такое, что можно сравнить лишь с игрой граней топаза, переливающегося сочным золотистым блеском, переходящим в теплые коричневые тона. Древние шотландцы верили, что этот камень возвращает душевное здоровье. Но разве они когда-нибудь видели женщину с золотистыми глазами? – мысленно спрашивал себя Тоби. Разве существовала в те времена женщина, чьи коричневато-золотистые волосы при одном освещении казались янтарными, а при другом – каштановыми и так естественно и безыскусно, словно у девчонки, спадали на спину легкими свободными прядями? Подобные волосы он видел у других женщин, но разве такие? Разве была другая женщина с кожей, словно бы покрытой нежным загаром, который на щеках приобретал оттенок чайной розы и коньяка – золотисто-розоватый? Таких и цветов-то не существует. Если среди шотландцев жила такая женщина, то Тоби их так же жаль, как и самого себя.
Брови у Джез – удивительно ровные коричневые дуги. Если она удивлялась или что-то забавляло ее, она резко вскидывала их вверх, но часто лишь по глазам он определял перемену ее настроения. Четкая и порой казавшаяся вызывающей линия носа, говорившая о независимости характера, контрастировала с формой рта: верхняя губа – нежная, по-детски чуть вздернутая, зато нижняя – полная и слишком откровенно чувственная, чтобы ее можно было назвать классической.
И все же Тоби всегда помнил, что в Джез Килкуллен удивительным образом соединялись вызов, даже какая-то импульсивная, но сдерживаемая дерзость, и притягательная кокетливая женственность, откровенный азарт и скрытность, непредсказуемость в проявлении чувств и настроений и откровенная прямота: она сочетала в себе целеустремленность и завидное трудолюбие самого требовательного к себе профессионала, которого он когда-либо встречал.
Слава богу, что я никогда не влюблюсь в Джез, повторял про себя Тоби, в десятый раз за сегодняшнее утро проверяя камеру. У Джез было десятка два камер, которыми она редко пользовалась, но сегодня она попросила зарядить все шесть «Канонов» Т-90 со сложной системой замера экспозиции, существенно расширявшей творческие возможности фотографа. Насколько он помнил, она никогда так не подстраховывалась, поскольку презирала автоматическое наведение фокуса.
Отсчитывая необходимое количество осветительных приборов и запасных вспышек, работающих на батарейках, Мелисса окинула взглядом туалет Джез: экстравагантную шляпу, короткую в складку юбку и красную, тонкой шерсти блузу с глубоким вырезом, застегивавшуюся одной огромной металлической пуговицей. Она предполагала, что для сегодняшней необычной съемки Джез выберет «армейские» ботинки, широкие, в том же стиле синие брюки и дорогую, за пятьсот долларов, рубашку «Гарри Трумэн», и ко всему этому, как Джез иногда делала, чтобы сбить с толку очередную жертву, – длинные старинные серьги с гранатами и стоившие целое состояние старинные изящные кольца на каждом пальце.
Но, очевидно, Джез решила одеться как леди – слишком элегантно, что было еще одним тактическим приемом в ее арсенале. Любой другой фотограф чувствовал бы себя в таком наряде не в своей тарелке, но только не она.
Да, другие, собираясь на работу, просто что-то надевают на себя, но к Джез это не относится, с раздражением, но все же восхищаясь ею, думала Мелисса. Джез могла одеться чересчур, могла одеться как серая мышь, могла одеться так, что дух захватывало, или так, словно ей вообще на это наплевать, – какая-нибудь яркая спортивная рубашка и джинсы. Это в том случае, если она хотела быть незаметной. Но жизнь научила Мелиссу смотреть глубже. Она знала, что если Джез действительно хотела быть совсем незаметной, то она, как и Мелисса, одевалась во все черное. Когда-нибудь, когда она тоже станет знаменитым фотографом, она выкинет всю свою черную одежду, мысленно поклялась Мелисса, направляясь к подающему сигнал интеркому.
– Они уже поднимаются! – завопила в трубку Сэнди. – Они приехали почти вовремя. Ну неужели не могли позвонить еще раз?
Мелисса молча положила трубку.
– Полная готовность, – предупредила она Джез, все еще лежавшую на софе. Затем побежала в офис, чтобы позвать менеджера офиса Сиса Леви, энергичного рыжеволосого парня.
– Я почти уснула, – зевнув, проговорила Джез, вставая и надевая шляпу и туфли, и буквально через две секунды двери лифта раскрылись и из него высыпала группа людей. – Проходите, пожалуйста, – приветствовала она их.
