– Мы работаем над корзиной с фруктами на обложку журнала, – объяснила Джез Шэрон. – Мне нужны листочки-дублеры, которые Мэл использует в поисках композиции, а потом самые отборные для самой фотографии. – Она взглянула на три кучки. – По-моему, достаточно, девоньки. Давайте-ка отправим их в холодильник и займемся клубникой. – Эти ее слова сопровождал негромкий дружный вздох со стороны ассистенток, что-то среднее между радостью и страданием.
– Клубника – это чистый ад, – объяснила Шэрон со спокойно-горделивой улыбкой, словно счастливая мать прелестного ребенка, которая одновременно радуется и волнуется, что ходить он научился раньше, чем его сверстники. – Найти совершенную ягоду практически невозможно, а если вам повезет, все равно хоть какой изъян, да обнаружится, то ли в венчике наверху, то ли в стебельке. Если нужно набрать чашку – приходится покупать ящик. А учитывая, что нужно подготовить комплекта три, не меньше, для всех процессов, – работать приходится в десять раз больше. Но, слава богу, мы не рекламируем грибы. Тут совершенства не найти и близко. Хотя хуже всего все-таки – когда нужно снять хороший ломоть упакованного хлеба. Как-то мне пришлось перебрать пятьсот буханок, прежде чем я нашла то, что мне нужно...
– О-го-го! – воскликнула Джез. – А потом еще нужно заниматься готовкой...
– Готовкой? Да ничего подобного. Нет, меня выводит из себя внешний вид исходного материала. – Шэрон мило улыбнулась.
– Может, мне пока вынести отсюда забракованные листочки? – спросила Джез, указав на горы зелени, возвышавшиеся на полу студии среди корзин и ящиков с фруктами.
– Отличная мысль. Но вначале подай сюда клубнику, хорошо?
Осторожно водружая перед мастерами корзиночки с клубникой, Джез поинтересовалась:
– А где сам господин Ботвиник?
– Там.
Шэрон кивнула в сторону треножника, рядом с которым на полу в позе йоги неподвижно и беззвучно восседала едва различимая фигура в сером. Джез вспомнила, что заметила его краем глаза, когда впервые вошла в студию, то есть час назад.
– Что это он делает? – прошептала она изумленно.
– Медитирует.
– В темноте?
– Он должен придумать, как снять вазу с фруктами пооригинальнее, не повторяя уже сделанного ранее.
– Никогда-никогда?
– Точно. Словно это первая созданная Творцом ваза с фруктами. Он может провести так целый день.
– Бедняга, – сочувственно вздохнула Джез.
– На то он и гений, – благоговейно объясняла Шэрон, а ее опытные пальцы сбрасывали на пол алую лавину неподходящих ягод. – Все остальное – дело чистой техники, в которой девяносто пять процентов зависит от правильного освещения. Для мяты вам нужен один свет, для клубники – другой, для винограда – третий, для киви – четвертый и так далее. А потом особое освещение для вазы, еще одно – для стола, третье – для различных аксессуаров. Но самое главное – это концепция. Она либо все связывает, либо разрушает.
– Ваза с фруктами из преисподней, – пробормотала Джез чуть слышно.
– В прошлом году была у нас и такая, – мягко подхватила Шэрон. – В канун Дня Всех Святых.
Через несколько месяцев Джез стала самым незаменимым человеком в студии Мэла Ботвиника. В первые дни ей позволяли лишь подбирать ненужные вещи и подавать нужные, но, убедившись, что Джез ловка и внимательна, ей стали доверять больше.
Она уже разворачивала рулоны ткани, брошенные на стол, чтобы изобразить различные скатерти, хотя аранжировкой ткани занималась Тинка, прелестная сверхэлегантная японка. Джез дозволяли принять из рук Шэрон тяжелый металлический баул с инструментами и, когда она приходила в студию, отпирать всевозможные ящички, открывая доступ к бесконечным рядам ножей, ножниц, пипеток, пульверизаторов, бамбуковых побегов и липкого воска. Под конец, когда в нее полностью поверит Шэрон, Джез, возможно, проинструктируют, как подавать тот или другой инструмент или деталь будущей композиции, – как хирургическую сестру в операционной.
А после того как Джез доказала свое умение отдраить до блеска восьмиконфорочную плиту, микроволновую печь и двойную раковину, так что ею осталась довольна Шэрон, эти обязанности отошли к ней безоговорочно. Почти каждый день она отправлялась в супермаркет за бумажными полотенцами, губками, тряпками и пластиковыми пакетами, в огромных количествах потребляемыми студией; ей предоставили возможность набивать кубиками льда пузыри, которые подкладывали под салат, чтобы он выглядел особенно свежим под яркими лампами. Однажды, когда Тинка примчалась в студию, держа в охапке букеты из двадцати различных видов живых цветов на случай, если парочка из них потребуется для снимка, Джез было поручено поместить их в глубокие контейнеры с водой. Иногда Тинка дозволяла Джез поднести пакеты с ярмарки, из магазинов или антикварных лавок, где она покупала или брала напрокат тарелки, серебро и предметы сервировки, чтобы использовать их для создания особого настроения в готовящемся кадре. Вскоре Тинка включила Джез в команду, состоявшую из двух приходящих ассистенток, которые строили декорации, подчас необходимые для фона, причем декорации эти могли быть самыми разными: от побережья тропических морей до интерьера крестьянской кухни.
Джез поставляла Шэрон специальные препараты, которые та добавляла в блюда с едой, чтобы изобразить поднимающийся над ними пар; она научилась скрываться под столом, мгновенно выскакивая оттуда в перерыве между съемками, чтобы взбить пену в бокалах с пивом; ей доверили секрет приготовления особой смеси, которой покрывали тушки жареной птицы, отчего при легком освещении они чуть ли не на глазах темнели, создавая впечатление румяной поджаристой корочки.
– Если на самом деле жарить их положенные полчаса, – объяснила Шэрон, – они бы сморщились и выглядели пересушенными.
– А как быть бедным хозяйкам, которые никак не могут понять, почему их блюда не похожи на ваши образцы?
– Реклама продуктов – это такая же фантазия, как фото в журнале мод или обстановка комнаты в мебельном каталоге. Разве в жизни все это выглядит так же? Разве кто-то и вправду живет по этим образцам? Нам просто предлагают общую идею, направление, в котором нужно двигаться.
– Поня-атно, – протянула Джез, начиная понимать, что натюрморт с едой имеет такое же отношение к реальности, как лицо проснувшейся поутру кинодивы к ее портрету на обложке журнала.
Мэл Ботвиник, пухлый, чем-то похожий на Будду, оказался мягким, застенчивым и милым человеком, с вечно неудовлетворенной жаждой творчества. Он никого не подпускал к святая святых – столу, на котором творил свою композицию, используя продукты-дублеры и экспериментируя со светом, пока не получал достаточного количества пробных черно-белых снимков и не начинал снимать на цветную пленку.
Вскоре Мэл позволил и Джез сделать черно-белые пробы, а когда она доказала, что справляется с этим, не очень охотно доверил ей «хассельблад», разрешив поснимать фрагменты готовой композиции – яичный желток в чашке, сбивалку, горку риса или кольца лука.
