Между ними повисло молчание. Сэм не чувствовал себя неуютно, но ей явно было не по себе, потому что она ерзала на табурете. Краем глаза он следил за ее движениями.
– А вы часто сюда приходите? – спросила она.
Тот же вопрос, что он недавно задал ей. Блейку понравилось, что она подражает ему. Он улыбнулся:
– Это же старомодный вопрос…
Я по-другому не умею. – Чарли играла с орешками, то перемешивая их в плошке, то выкладывая рядком на стойку бара. – А честно говоря, я вообще никак не умею – ни по-старомодному, ни по-современному. Так что вам придется подучить меня.
– Чарли, да никак вы флиртуете со мной? Она кивнула:
– Ну да. И как у меня получается?
Чарли задала этот вопрос очень серьезным тоном, словно ответ много для нее значил. Что-то тут происходило, только Сэм не мог понять, что именно. В одном он не сомневался: сейчас ситуация ему неподвластна.
А может, все дело лишь в том, что перед ним самая настоящая женщина девяностых?
– Получается замечательно, – вымолвил он. – Очень хорошо получается. Вы извините меня? – Встав, он подошел к вешалке, снял с крючка свою куртку, вернулся к стойке, сел на табурет и прикрыл ею низ живота.
У нее был до того невинный вид, что Сэм не мог понять, догадалась ли она, что именно он прикрывает. Однако Чарли с таким вниманием разглядывала остатки соли на бокале из-под коктейля, что, пожалуй, заключил Сэм, она все-таки сообразила, в чем дело.
Хорошо хоть Чарли не убежала, схватив сумочку.
– Я работаю со стариками, – сказала она. – Я хотела, чтобы вы что-нибудь обо мне узнали.
– Думаю, это – серьезное дело. А что вы подразумеваете, говоря, что работаете с ними? Держите что-то вроде дома для престарелых?
– Да, что-то вроде этого, – кивнула Чарли. – Я так много времени провожу со стариками, что мне даже странно говорить с человеком, имеющим собственные зубы.
Сэм широко улыбнулся.
– Вы уверены, что эти настоящие? – спросил он, указав на свои зубы.
– Абсолютно. Можете не сомневаться: я узнаю разницу с первого взгляда, каким бы умелым ни был ваш дантист.
– А что еще вы заметили?
– Вы в отличной форме. – Блейку стало казаться, что она огромным усилием воли заставляет себя не смотреть на его живот и бедра. – Занимались когда-нибудь спортом?
– Несколько десятилетий назад я играл в бейсбольной команде Техасского университета.
– Я мало знаю о спорте, – заметила Чарли.
– А я, если не считать моего престарелого дядюшки, почти ничего не знаю о стариках, – парировал Блейк.
– Вы женаты?
– Нет. А вы?
– Определенно нет. – Эти слова прозвучали как взрыв.
– Значит, разведены. Не удивляйтесь, Чарли, я разбираюсь в таких вещах. Знаете, я сам прошел через развод, это было очень давно – сразу после колледжа.
– И у вас ни разу не возникало соблазна снова вступить в брак?
– Нет. А у вас?
– Никогда. У меня не получилось.
Наклонившись ближе к Чарли, Сэм провел пальцем по ее щеке.
– Не получилось что?
– Не получилось… – Она задумчиво посмотрела на него. – Вы тоже флиртуете?
– Пытаюсь, черт побери!
– Только не оставляйте этих попыток. Вы скоро будете у цели.
Сэм не стал спрашивать, где находится эта цель, потому что не хотел терять надежды.
– А дети у вас есть? – спросил он. Она отрицательно покачала головой.
– А у вас?
– Нет.
Уж слишком она была серьезной – это ее даже немного портило. Блейк решил, что настала пора появиться Сэму Спортсмену, и принялся играть орешками, выкладывая их в разном порядке. Некоторое время Чарли наблюдала за ним, а потом, усыпив ее бдительность, Сэм щелчком бросил орешек в ее сторону. Она отбила пас, и они стали играть. Не прошло и нескольких минут, как он разбросал вокруг нее почти все орешки. Чарли огляделась по сторонам.
– Похоже, вы любите игру, – заметила она.
– Очень. Это у нас фамильная черта.
– Зато моя семья была весьма консервативной.
– Была? – переспросил Блейк.
– Они все умерли, – пояснила Чарли, причем в ее голосе не звучало и намека на печаль, нет, она просто сообщила ему это как данное.
– Наверное, одиночество особенно трудно переносить в рождественские дни.
– Я уже давно одна, – ответила Чарли. – И привыкла к этому.
Что-то шевельнулось у него внутри: похоже, Чарли просто бравирует. Ни детей, ни семьи, однако она не просит сочувствия. Черт возьми, она нравилась ему все больше и больше.
Бармен забрал у них пустую плошку.
– Ну что, детки, хотите еще игрушек? – спросил он. Покачав головой, Сэм шепнул Чарли на ухо:
– Все, что мне нужно для игры, у меня уже есть. Вздрогнув, она опустила веки.
– У меня тоже.
Блейку показалось, что он вот-вот лишится рассудка или столкнется с чем-то весьма увлекательным и интересным. Заиграй сейчас дюжина скрипок, он не был бы так поражен.
Заметив, что освободился один из столиков, они быстро пересели за него, заказав по пути пару закусок. В течение следующего часа, пока Чарли попивала очередные полторы порции коктейля, разговор шел о кино (он любил триллеры, а она – заграничные фильмы) и о книгах. Как ни странно, Сэм предпочитал художественную литературу, а Чарли – документальную. Заговорив о музыке, они вступили в безнадежный спор о роке, джазе и Бахе.
Пока они болтали, в баре становилось все более шумно, и им пришлось подвинуться ближе, чтобы лучше слышать друг друга. По правде говоря, Сэм нарочно старался говорить тише, чтобы Чарли подсела к нему. Блейк поздравил себя, вспомнив этот старый трюк.
Ему так и хотелось рассказать ей о своих журналистских планах и спросить, о чем мечтает она, но тогда разговор стал бы слишком серьезным. Впрочем, Сэм и так был довольно серьезен, только его профессиональные планы не имели отношения к беседе.
Сэм как бы ненароком рассказал ей парочку двусмысленных анекдотов. Чарли не стала прикидываться, что не понимает их, но и не смеялась, а лишь слегка улыбнулась, и ему это очень понравилось.
Блейк даже не помнил, кто из них первым предложил узнать, есть ли в отеле свободные номера. Однако часов в десять он обратился за помощью к одному своему приятелю, работавшему в «Хилтоне», с просьбой уступить один из тех номеров, которые всегда придерживали свободными на случай неожиданного приезда какой-нибудь знаменитости. Сэма, спортивного журналиста, конечно, нельзя было счесть знаменитостью, но он вращался среди известных спортсменов и болельщиков, которые любили заключать всевозможные пари, и, как человек, просвещенный в области спорта и жизни спортсменов, мог снабжать спорщиков интересной информацией.
