Нам не дали из соображения
Сверхповышенной конспирации.
Мы не шлем никуда донесения,
Кто что видел и кто что слышал —
Исключительно из опасения,
Чтобы враг на наш след не вышел.
И не выдадим, будь мы спрошены,
Ибо сами, увы, не ведаем.
Ни зачем мы сюда заброшены,
Ни какие цели преследуем.
И пока не узнаем задание,
Не внесем в это дело ясности —
Не пойдем спасать Мироздание,
Не подвергнем его опасности.
Мы, напротив, проявим умеренность,
Чудо выдержки и осторожности.
Пусть противник питает уверенность
В нашей полной благонадежности.
Будем жить до глубокой старости
И умрем, как граждане честные.
Но не выдадим этой малости —
Той, что сами-то мы не местные…
* * *
— Ну вот и все, — прошептал холодными губами Главный Герой, глядя в неподвижное свинцовое небо. — Мы проиграли.
— Да как сказать, — произнес Мудрый Наставник, подойдя к Герою и садясь на корточки. — Я считаю, что все обошлось наилучшим образом.
— Ты шутишь? — Герой попытался повернуть голову, но даже на это не хватило угасающих сил. — Нас ведь разбили подчистую! Зло торжествует…
— Это да, безусловно, — кивнул Мудрый Наставник. — Но если рассматривать происшедшее не с точки зрения архетипов борьбы Добра и Зла, а как метафорический процесс становления личности, возмужания и воспитания характера, — то история вышла вполне удачная.
* * *
Считается, что драконы собирают и стерегут сокровища. Это всеобщее заблуждение. На самом деле, это сокровища стерегут драконов.
Они ведь, сокровища, только кажутся неживыми, а в действительности у них цепкий злобный ум (коллективный, разумеется) и железная воля. Плюс могучий инстинкт самосохранения. Сокровищам, как легко догадаться, очень не нравится, когда их растаскивают и разбазаривают, и они принимают свои меры защиты.
Когда количество сокровищ в одном месте достигает критической массы, они используют свою волю для призывания дракона. А дракон, как это ни странно звучит, при всей своей разрушительной мощи и нечеловеческой мудрости существо слабовольное, он не может сопротивляться этому зову и прилетает как миленький. После чего навсегда теряет и свободу, и личную жизнь; ему остается только ухаживать за сокровищами, оберегать их, приумножать и отгонять всяких авантюристов.
Впрочем, в последние годы сокровища убедились, что дракон — не самая надежная защита, и все чаще прибегают к услугам тех же самых авантюристов, справедливо полагая, что раз уж те могут справиться с драконом, то и сил у них побольше. Поэтому охотно перекочевывают из драконьих пещер в кованые сундуки и банковские сейфы, где за ними и уход лучше, и сигнализация, и вооруженная охрана. И гораздо меньше шансов быть разбазаренными.
Потому что сопротивляться волевому призыву сокровищ никакой авантюрист не может. Силенки пока не те.
похождения прекрасной галатеи
Афродита огляделась по сторонам.
— Ну и где твоя статуя, которую я должна оживить? — спросила она раздраженно.
— Статуя?.. — захлопал глазами Пигмалион. — К-какая статуя?
Богиня уставила на него тяжелый взгляд.
— Мне кажется, кто-то просил меня оживить его творение, — заметила она язвительно. — Вдохнуть душу в мертвый материал или что-то вроде. И даже принес в жертву целого быка, разве не так?
— Так, — кивнул Пигмалион, заливаясь краской. — Только при чем тут статуи? Статуи совершенно ни при чем. Я ведь не скульптор, я поэт!
Со странной смесью гордости и смущения он протянул Афродите длинный свиток.
— Вот, здесь все написано.
Богиня, немного помедлив, двумя пальчиками взяла поэму из рук Пигмалиона и скривилась.
— И из этого куска телячьей кожи я должна сотворить живую женщину?
— Но она ведь и вышла как живая! — запротестовал Пигмалион. — Это ведь всего лишь вопрос формы…
Богиня поджала губы и принялась читать. Ее брови поползли вверх.
— Значит, «ноги как колонны паросского мрамора»? С капителью или без? И вот это, «зубы, подобные овечкам на склоне холма» — как прикажешь понимать?
— Белые, — пояснил Пигмалион.
Афродита хмыкнула.
— Ты вообще когда-нибудь живую овцу видел? Ладно, проехали. Внешность не главное, это, как ты справедливо заметил, только вопрос формы. А характер откуда будем брать?
— Я там дальше все описал, — застенчиво потупился Пигмалион. — Примерно с середины свитка.
Афродита перевела взгляд на нужное место и продолжила чтение. Через минуту ее щеки залил нежный румянец. Еще через минуту дыхание участилось. Через три минуты она всхлипнула и издала глубокий прочувственный вздох. А потом решительно свернула поэму, не дочитав до конца.
— Ну, знаешь ли… — выдавила богиня любви и красоты, тяжело дыша. — Ну ты… Это уж… слишком!
— Я что-то не так сделал? — забеспокоился Пигмалион. — Мне казалось, что я описал свой идеал достаточно живо…
— О да, — согласилась Афродита. — Еще как живо!
— Значит, все в порядке?! Ты сможешь подарить мне девушку моей мечты? Во плоти?
— Нет, — сурово отрезала богиня. — Я поступлю иначе.
По дороге домой, оставив на земле окаменевшего Пигмалиона, Афродита крепко прижимала к груди «Похождения прекрасной Галатеи».
— Такие книги нельзя показывать людям, — бормотала богиня любви. — Для них еще не пришло время! И надеюсь, никогда не придет…
парис, ты был прав!
— Твоя просьба услышана, — сообщила скульптору Афродита. — Показывай статую, которую ты хочешь оживить.
Пигмалион оторопело уставился на Афродиту. Потом перевел глаза на мраморное изваяние Галатеи. Потом снова на богиню. И снова на статую. И снова на богиню, после чего уже взгляда не отводил. Судорожно сглотнул, несколько раз открыл и закрыл рот и наконец выдавил из себя сипло:
— Вы знаете… Парис был прав!
