— Это я уже делал, — ответил демиург. — И за ручку вас вел, и путь указывал, и по шее бил, когда надо. И вы называли себя моей паствой. А паства, это знаешь что?
— Стадо баранов, — вздохнул человек.
— Именно. Потому что у вас, как у баранов, не было никакого выбора, только слушаться меня. Какой уж тут выбор, когда и так понятно, кто самый главный… А человек без свободы воли и не человек вовсе, а просто скот. Так поступить с вами снова — было бы слишком жестоко. Оно мне надо?
— Но мы же дети твои!
— Ваше детство давным-давно кончилось. Вы уже взрослые люди и должны сами отвечать за свое поведение.
— И тебе нас не жалко?
— Жалко, — признался демиург.
— Но ты не станешь вмешиваться?
— Не стану.
— Значит, ты жесток, — подытожил человек.
— У меня нет выбора, — развел руками демиург.
* * *
— Я тобой недоволен, — сказал демиург Шамбамбукли человеку. — Ты жадный.
— Ну здра-асьте, снова-здорово! — возмутился человек. — Опять какие-то придирки! Что теперь не так?
— Я велел делиться, — напомнил демиург. — По-братски. Чтобы никому обидно не было. А ты?
— А что я? — пожал плечами человек. — Мир так устроен, что в нем одному перепадает много, а другим до обидного мало. Это нормально, это в природе вещей. Если бы ты хотел, чтобы было иначе, то и устроил бы все по-другому, придумал бы какой-нибудь эффективный механизм перераспределения благ.
— Я его придумал, — кивнул демиург. — И даже реализовал. Совесть называется.
— Ну, это несерьезно, — отмахнулся человек.
Демиург Шамбамбукли присел на корточки и заглянул человеку в глаза.
— Ты же сам был когда-то бедным. Ты же уже прочувствовал на собственной шкуре, что такое голод, холод и безнадега. Неужели все забыл?
— Да помню я, — поморщился человек.
— И что ты мне тогда говорил? — продолжал допытываться демиург.
— Я говорил, — неохотно произнес человек, — что недостаток средств не дает мне в полной мере проявить свою щедрость и милосердие. Ты же велел возлюбить ближних, как самое себя. А не больше, чем себя! И если у меня есть всего одни драные штаны, я не могу отдать их ближнему — ведь тогда у него будут штаны, а у меня нет, и получится перебор. Если я отдам единственную гнилую лепешку — ближний наестся, а я останусь голодным, и опять получится, что его я возлюбил в ущерб себе, больше, чем себя, вопреки твоей заповеди. Несправедливо! А ты тогда обещал подумать и уладить этот вопрос…
— И уладил, — сурово отчеканил демиург. — Теперь у тебя новых штанов целый чемодан, полный буфет всякой снеди и миллион на банковском счету. Что тебе теперь мешает делиться с ближним?
— Так ведь ничего не изменилось! — воскликнул человек. — У меня есть всего один чемодан вещей, один буфет с едой, да и миллион мой, как та лепешка — тоже один-разъединственный! Как же я могу от своего единственного оторвать и чужим людям отдать?!
— Отговорки, отговорки, — скривился демиург.
— Ну а ты что думал? — хмыкнул человек. — Если я когда-то нашел законные основания не делиться ни с кем грязной тряпкой и сухой коркой — так неужели теперь не придумаю отмазку, чтобы оставить за собой целый миллион?
зонтик
— Ты чего такой недовольный? — спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли. — Обидел кто?
— Да так, — дернул плечом Шамбамбукли, — есть тут один народ… кочевники.
— И что с ними не так?
Шамбамбукли вздохнул.
— Я им сделал доброе дело. Даже два добрых дела, если посчитать. Они брели по степи, и вдруг дождь, буря, град размером с кулак… Все перепугались, взмолились о помощи — ну я и помог, раскрыл над ними зонтик и держал, пока гроза не прошла. Идут они дальше, солнце печет, жарко, ни тени, ни облачка. Снова взмолились, я им снова помог. Раскрыл зонтик и дал им тень, пока солнце не село. Они добрались до своего стойбища и торжественно пообещали воздвигнуть мое изваяние и принести обильные жертвы зерном и медом.
— Ну и что тебя не устраивает? — спросил Мазукта.
— В день, назначенный для торжества, я пришел к ним в гости. Действительно, и изваяние воздвигли, и мед принесли… — Шамбамбукли вздохнул. — А меня с позором прогнали. Сказали, что я наглый самозванец. А все потому, что я совсем не похож на зонтик!
всуе
— Вызывали? — спросил Пророк, входя в шатер.
Демиург Шамбамбукли встретил его мрачным взглядом.
— Угу. Докладывай.
— Ну, пока все хорошо, — жизнерадостно отрапортовал Пророк. — Народ доволен. Овсянка небесная идет на ура. Чудеса и знамения собирают толпы зрителей, особенной популярностью пользуется это, которое с кроликом из шляпы. Скрижали расходятся большими тиражами, мы планируем второе переиздание, улучшенное и дополненное, с картинками. Кстати, ты пока не надумал писать продолжение? Нет? Ну ладно. Что еще… Строительство храма близится к завершению, подрядчики обещают лет через десять приступить к отделочным работам. От соседних народов респект и уважуха, с нами все хотят дружить, послов прислали, приглашают в свое сообщество. Твое имя у всех на устах…
— Ах да, — поморщился Шамбамбукли. — Об этом. Будешь переиздавать заповеди, добавь туда еще одну, я в прошлый раз забыл упомянуть. Скажи всем, пусть не упоминают мое имя всуе.
— А это еще почему? — удивился Пророк.
— Икать надоело, — объяснил Шамбамбукли.
всего лишь игра
* * *
Два суровых файтера рассматривают тренажеры, гантели всякие…
— Надо же. Какой странный способ прокачивать силу!
осторожные герои
(исполняют гоблины)
Не уважают нас с тобой
За то, что мы не рвемся в бой.
Нам просто непонятно.
Как может быть приятно —
Нестись вперед с отвагой,
Размахивая шпагой.
Да разве ж это можно —
Вот так неосторожно?!
Бежать вприпрыжку на врага.