Милиционеры одновременно козырнули, вытягиваясь в струнку. Своим внешним видом они признавали его старшинство и готовность к сотрудничеству.
Единственный живой свидетель оказался мужчиной в дорогом, но изрядно помятом костюме-тройке, с блуждающим взглядом расфокусированных глаз. Он продолжал безостановочно тараторить:
— Это, значит, раз! Со стены — прыг! Голова — хрясь. Эт-та, значит, в подвал — скок. Дверь в щепы. Я закричал: «Караул!» Вы приехали быстро.
Верхняя губа и ноздри измазаны чем-то белым.
— Кокаином давно балуетесь? — бесцеремонно перебил его Аким. Надо было прервать словесный поток и начать задавать вопросы. — На марафет давно подсели?
— Это к делу не относится, — вскинулся свидетель.
— Отвечать коротко и ясно, — змеиным шепотом посоветовал Поплавков. — Ничего лишнего.
— Мне доктор прописал от мигрени, — заюлил мужчина. Его взгляд остановился на жетоне, который инквизитор крутил за цепочку, наматывая на палец. Серебристый пропеллер с угрожающим звуком резал воздух.
— Как здесь оказались?
— На минутку заскочил в подворотню, э-э, принять лекарство.
— И?! — подбодрил инквизитор.
— Принял. Точно ангелы по душе голыми пяточками пробежали, как эта страхолюдина голову мужику оторвала и в подвал… а может, улетела? Точно не помню. Нет, в подвал утекла…
Изуродованное тело лежало под дерюгой, принесенной дворником-татарином. Грубая ткань пропиталась кровью. Рядом с трупом образовалась темная лужа.
Чекисты, приехавшие раньше инквизитора на вызов, составляли протокол осмотра места происшествия в ателье по пошиву одежды, заняв его под временный штаб опергруппы. На беду хозяина пошивочной конторы, она имела черный выход в подворотню, где произошло преступление.
Протокол осмотра происшествия составлял тот самый поручик, которого Поплавков последний раз видел под конвоем и туго замотанным в петли колючей проволоки. Сейчас он возглавлял оперативную группу чекистов. По тому, как бывший поручик покрикивал на милиционеров и раздавал указания подручным, было видно, что он был здесь за старшего. И трех месяцев не прошло, как в плен попал.
Похоже, в ЧК не собирались разбрасываться ценными специалистами узкого профиля. В каждом ведомстве своя кадровая политика.
— Здравия желаю, — наигранно весело поздоровался чекист, но руку подавать не стал, попридержал. Знал, что ответного рукопожатия не будет. Зачем конфузиться. — Я тут все осмотрел, эта кутерьма по вашей части будет. Зря нас вызвали.
— Откуда такая уверенность, — Аким едва сдерживался, чтобы не вцепиться оборотню в горло.
— Нюхом чую, — оборотень глубоко втянул воздух, раздув крылья аристократического носа. — Кровосос здесь отметился. Голодный был, вот и не сдержался.
— Может, подскажешь, где искать?
— Э-э, нет. Сам землю носом рой. Кто из нас инквизитор, ты или я? — экс-поручик издевательски хохотнул. — А знаешь, как я стал оборотнем? — не дожидаясь ответа, чекист с жаром продолжил: — Меня в ночной рукопашной комиссар укусил перед тем, как я краснопузому штык в грудину вогнал. Молчишь, то-то же. Сам-то кому служишь?! Разве не новой власти? Мы оба любим убивать, так какая между нами разница? Возомнил себя рыцарем без страха и упрека? Чем ты лучше нас?
— Я убью тебя, вот и вся разница!
Действительно, чем он лучше тех же самых чекистов? Если так и дальше пойдет, то все различия будут заключаться лишь в цвете курток. У них — черные, у инквизиторов — красные. Чем он от них отличается, если так же кромсает людей? Ах да, тем и отличается, что те люди призвали под свои знамена нечисть. Заключили договор с тварями, поставив тем самым себя вне закона Божьего и людского.
Аким поймал себя на мысли, что думает не о том. Хватит философствовать. Абстрактные размышления — зарядка для ума. Это вольность, позволительная для гражданского. Расхолаживает. Делает тебя слабее. Истончается потихоньку уверенность в себе, в правоте дела, которому служишь. Он слеплен из другого теста.
— Смотрю, ты к людям в услужение подался. Запугали волчка, — презрительно произнес Поплавков. — Стыдно так опускаться!
— Служу не за страх, а за кровь. Большевистскую кровь, — с вызовом ответил оборотень. Он впился взглядом в лицо инквизитора, ожидая ответной реакции и, похоже, надеясь спровоцировать на ответный шаг. Бывший офицер весь напрягся, напоминая змею, изготовившуюся к броску. Так сжатая до предела пружина готова со всей силой распрямиться в любой момент.
— В самом деле или прямом смысле слова? — как ни в чем не бывало поинтересовался инквизитор. Не время и не место затевать свару с оборотнем. Численный перевес на стороне чекистов. Парни тертые и бывалые. Видно по ухваткам и цепким взглядам. Не будут разбираться, что перед ними инквизитор. Оперативники, одним словом. В схватке нет времени на обдумывания. Потеряешь драгоценные секунды, цена которым — жизнь. Бей, топчи, вяжи. Разбираться будут позже. Тем более круговую поруку никто не отменял. Она особенно развита в обособленных от других, закрытых организациях, больше напоминающих кланы или секты. Чекисты как раз принадлежали к такой — ордену меченосцев, охранному отряду партии коммунистов.
— А сам-то как думаешь? — вопросом на вопрос ответил чекист. Он уже понял, что Аким не будет ничего делать. Могучее тело, затянутое в черную форму, расслабилось. Он повелительным жестом указал чекистам на дверь. Подчиненные беспрекословно повиновались. Последний выходящий аккуратно придержал дверь на тугой пружине, чтобы не хлопнула.
— Не боишься, что твои же новые товарищи отправят тебя в штаб к Духонину (выражение «отправить в штаб к Духонину» появилось во время Гражданской войны в России, означало «убить», «расстрелять»), — подковырнул инквизитор. Он знал, куда надо давить, чтобы сделать больно. — Сам понимать должен, это просто вопрос времени. Сегодня ты нужен. Завтра к стенке прислонят.
— Шалишь! Никакие они мне не товарищи, — вскинулся оборотень. Слова инквизитора задели за живое. — Скорее соратники. Временные попутчики. Точнее сказать, коллеги по ремеслу, но никак не товарищи. Еще скажи единомышленники.
— Скажу… совсем страх потерял! Не боишься вот так мне все говорить.
— А кому ты расскажешь, — злорадно улыбнулся чекист. — Кто поверит сейчас бредням инквизитора. Дуете на воду, чтобы губы на молоке не обжечь. Тень на плетень наводите. Сейчас другие времена настали. Вот так! — чекист кого-то копировал или передразнивал? Не понять. Неожиданно он заговорщицки подмигнул Акиму, словно старому приятелю. — А я помню тебя по Гатчине. Ты ж летчик из авиаотряда. Показательные полеты в шестнадцатом году. Ты в небе воздушный бой демонстрировал, а потом еще вас орденами наградили. Я юнкером в карауле стоял у трибун с почетными гостями. Честно признаюсь, тогда мечтал быть похожим на таких, как ты. Вижу, не помнишь. Забыл. Хотя все только на вас и смотрели. А то, что присяга дается один раз, тоже забыл? Говоришь, я людям служу, а ты сам-то кому служишь? Забыл, как государю на верность присягал, господин прапорщик?
