* * *
Шестой день они ехали по Мертвой пустыне. С восходом солнца температура стремительно росла. Хорошо, что они были на лошадях. К полудню песок пек даже через подошвы сапог. Но не этот жар и не сухость воздуха были причиной мучений. С утра поднимался сухой, колючий ветер. Он нес тучи песка, такие густые, что днем солнце, казалось, было в тумане. Раскаленный песок сек лицо и руки, набивался в глаза, в уши — всюду, куда можно. Он вызывал зуд на коже, и без того воспалившейся от сухого, горячего ветра.
— Начальник, смотри туда, — проводник показывал рукой в сторону.
Инквизитор приложил руку к козырьку, прикрывая глаза от солнца. Крупный стервятник, сложив крылья, сел на верхушку ближайшей песчаной дюны. Он направил коня в ту сторону.
— Поглядим, что птичка нашла, — Аким тронул поводья, задавая скакуну направление.
Спутники своих лошадей не торопили, двигаясь следом. И так понятно, что найдут. Поглядеть было на что или на кого?
Страшна участь тех, над кем начинали кружить черные птицы. Они безошибочно определяли, что время, отпущенное их жертве, истекало. Они не охотники. Могильщикам из поднебесья сладка падаль, зловоние которой долетает до небес, распространяясь по всей пустыне. Никто среди барханов не мог укрыться от их глаз. Живые — условно мертвые. Грань между жизнью и смертью тонка, не толще волоса. И проходит совсем рядом.
Отвратительные твари с голыми вытянутыми шеями. Те же крысы, только с крыльями. Задрав голову к небу, часто можно было увидеть стервятников. Они кружили в вышине, расправив широкие крылья, паря на восходящих потоках теплого воздуха. Крылатые вестники смерти кормились мертвечиной, а пустыня исправно снабжала их пропитанием.
Два трупа лежали на песке в изломанных позах на расстоянии метров пяти друг от друга. Почти скелеты без кистей и ступней. От цветастых халатов остались лишь лохмотья. Завяленные на солнце куски мяса свисают с объеденных костей. Головы обклеваны и объедены падальщиками так, что обнажились лицевые кости.
Наглядная иллюстрация зыбкости бытия: утром ты скачешь по пустыне, а вечером ты корм для падальщиков. Близость смерти обостряет все чувства, а заодно настраивает на никому не нужные философствования…
Третьего погибшего нашли под барханом, на который уселся стервятник. Этот был одет в белый пустынный костюм. Светлые волосы под кепи указывали на европейское происхождение. Он лежал навзничь на земле. Руки вытянуты вдоль тела, левая нога прямая, правая немного согнута. Положение мертвеца свидетельствовало о его внезапной гибели на ходу. Куртка на спине изорвана птичьими когтями, сквозь лохмотья мяса видны лопатки. Помешался от страха, вот сердечко и не выдержало.
Старик не стал слезать с лошади. Лишь поцокал языком:
— Плохой зверь. Людей убил, ноги-руки кушал. Плохо! Чем ближе Мертвые пески, тем хуже. Еще не поздно повернуть назад. Живые останемся.
Инквизитор промолчал, не стал отвечать. К чему слова, и так ясно: не к теще на блины едут.
Поплавков в отличие от обычного человека не испытывал никаких чувств, кроме профессионального интереса, от вида растерзанных трупов.
Так, что мы имеем. У двух трупов нет кистей, третий умер на бегу, бросив оружие. Значит, не надеялся на него. С кем же они столкнулись? Пока сами не увидим — не узнаем.
Рядом с телами лежали винтовки и сломанная сабля. Обоймы в винторезах пустые. Все патроны расстреляли, а перезарядить не успели. О чем это говорит? Нападавший приблизился вплотную, и началась бойня.
Судя по почерневшей коже и тошнотворно-сладкому запаху, они здесь лежат суток двое-трое, не больше…
— Давай показывай дорогу, — только и сказал инквизитор проводнику. Тот собрался начать причитать, взывая к небесам. Но столкнулся взглядом с Акимом и передумал. Отряд вытянулся в привычную колонну. Старик впереди. Инквизитор с китайцем следом.
Подул ветер, и песчинка за песчинкой стало заносить трупы. Если стервятники не поторопятся, скоро от них не останется и следа. Ветер окажет мертвецам последнюю услугу, укутает их в шуршаще-песчаный саван. Так было, так есть, так будет…
Поднявшееся из-за горизонта солнце быстро раскалило поверхность пустыни. Кони взобрались на вершину очередного огромного бархана. Проводник показал рукой на точку, темнеющую у самого горизонта, и сказал:
— В той стороне находятся развалины Старой крепости.
— Не очень ты разговорчивый! — обронил Аким. Щурясь от солнца, он посмотрел в бинокль, но точка так и осталась размытым пятнышком, несмотря на мощную оптику.
Во все стороны простирались высокие барханы, абсолютно лишенные растительности. Вечные песчаные волны рядами уходили вдаль, сколько хватало взгляда. Даже если смотреть в бинокль, то все равно не увидишь ничего, кроме Мертвой пустыни, равнодушно уходящей за горизонт.
Трое людей давно потеряли счет километрам, пройденным среди барханов. Вдруг неожиданно их глазам открылась фантастическая картина. С вершины низкой каменной гряды, на которую они взобрались, во все стороны виднелась сплошная волнистая равнина сыпучего песка, совершенно лишенная всяких следов растительности. Высокие барханы — вечные волны песчаного моря — рядами уходили вдаль. Поплавков взглянул в бинокль, висящий на шее, и не смог увидеть ничего, кроме мертвого сухого песчаного моря. Однообразная желтая равнина уходила за горизонт. «Хоть бы мираж какой появился! Одно и то же! Действительно, жизнь здесь невозможна», — подумал он.
Гибель всему живому, не только людям, сулили эти голые сыпучие пески, переносимые ветром. Единственными признаками жизни в море подвижного нагретого песка были ленточки следов на барханах. Это были следы мелких ящериц и крупных насекомых. Рассказы, слышанные инквизитором в эшелоне, о больших караванах, засыпанных песком, теперь не казались преувеличением. Вода заканчивалась; бурдюки с водой отзывались на тряску громким полупорожним всплеском. Солнце пекло немилосердно.
Вдалеке, почти у зыбкой дрожащей линии горизонта, появилось небольшое облачко. Аким опять взялся за бинокль. Мощная оптика приблизила картинку. Раскаленный песок месила группа всадников. Конники неторопливо двигались в такт медленному, неясному дыханию пустыни. Время отсчитывалось огромными песочными часами барханов: так было, так есть, так будет…
— Караван! — объявил спутникам инквизитор.
Ван с проводником, ссутулившись, сидели в седлах.
— Почудилось тебе, начальник. Нет здесь караванов, — тихо просипел проводник. Пересохшее горло саднило. Говорить было больно. — Здесь лишь миражи… одни миражи.
Ни слова не говоря, Аким подъехал к нему:
— Посмотри сам. На! — инквизитор протянул старику бинокль.
— Ничего не вижу, — монотонно протянул проводник, водя биноклем из стороны в сторону. Он приложил к глазам бинокль обратной стороной.
Инквизитор досадливо поморщился и бесцеремонно перевернул бинокль, больно ткнув окулярами в лицо.
