Одного взгляда в зеркало заднего вида оказалось недостаточно, чтобы разглядеть такую красоту; француз даже повернулся, чтобы разглядеть все как следует, при этом его шейные позвонки затрещали так громко, словно он собирался совершить акробатический трюк.
– ИКЕА?
– ИКЕА.
– Какой? Хм… What Ikea? – пробормотал шофер, который чувствовал себя в английском так же уверенно, как корова (священная) на льду.
– Just Ikea. Doesn’t matter. The one that better suits you. You are the Parisian.
[3]
Шофер, улыбаясь, потер руки, потом тронулся с места.
«Он проглотил наживку», – удовлетворенно подумал Аджаташатру (произносите:
Аж-ату-ишь-тпру). Наконец его новый облик прекрасно сыграл свою роль. Если немного повезет и ему не придется много говорить, то его даже будут принимать за местного.
* * *
Аджаташатру был знаменит во всем Раджастане, потому что глотал складные сабли, поедал осколки стекла из низкокалорийного сахара, вкалывал себе в руки фальшивые иголки, а главное – показывал целую кучу фокусов, чей секрет знали только он и его кузены и которые он охотно именовал волшебством, чтобы завлечь зрителей.
Поэтому, когда настало время платить по счетчику сумму, равную 98 евро и 45 центам, наш факир протянул единственную банкноту, которой располагал на все время путешествия, фальшивую купюру в 100 евро, напечатанную только на одной стороне, указав при этом небрежным жестом, что сдачи не нужно.
В тот момент, когда шофер прятал деньги в бумажник, Аджаташатру сделал отвлекающий маневр, тыча указательным пальцем в огромные желтые буквы «И-К-Е-А», гордо возвышающиеся на синем здании. Цыган поднял глаза и довольно долго смотрел на небо, так что пассажир с помощью невидимой резинки, привязанной к мизинцу, успел выдернуть зеленую купюру. За долю секунды та снова перекочевала в руки ее истинного владельца.
– Вот, – бросил шофер, уверенный в том, что банкнота покоится в его бумажнике, – это номер моего агентства. На случай, если вам понадобится такси обратно в аэропорт. У нас есть водители с пикапами, если у вас громоздкий багаж. Даже в разобранном виде мебель занимает много места, поверьте мне.
Он так никогда и не узнал, понял ли индиец хотя бы одно слово из того, что он произнес. Он порылся в бардачке и достал визитку, на которой танцовщица фламенко обмахивалась знаменитым белым пластиковым трезубцем, нарисованным на крыше такси, – и протянул ее пассажиру.
– Мерси, – ответил иностранец по-французски.
Как только красный «мерседес» «Такси Житан» исчез из виду, хотя иллюзионист, привыкший способствовать исчезновению индийских слонов с маленькими ушами, не приложил к этому рук, Аджаташатру спрятал карточку в карман и внимательно осмотрел гигантский торговый склад.
В 2009 году сеть ИКЕА отказалась от мысли открыть свои первые магазины в Индии, поскольку местные законы требовали, чтобы шведское руководство управляло ими совместно с директорами индийского происхождения, главным образом владельцами большей части акций. Это вызвало негодование шведского гиганта. Он не желал никого подпускать к кормушке, а уж тем паче усатых заклинателей змей или любителей пошлых музыкальных комедий.
Параллельно с этим мировой лидер сборной мебели стал партнером ЮНИСЕФа в кампании против использования детского труда. Благодаря проекту, охватывающему пятьсот деревень Северной Индии, было построено много больниц, центров питания и обучения во всем районе. Именно в одной из таких школ и приземлился Аджаташатру, когда через неделю работы его изгнали со двора магараджи Легро Сингха Ле (произносите:
аллегро-сын-гули), куда наняли в качестве факира-шута. Какая досада – украл-то всего кусок хлеба с кунжутом и маслом без холестерина и две грозди экологически чистого винограда! Вообще-то, ужасно не повезло, что он тогда проголодался!
В наказание ему сначала сбрили усы, что уже само по себе было суровой мерой (хотя он от этого стал выглядеть намного моложе), потом предложили на выбор – либо выступить перед школьниками, осуждая кражи и преступления, либо дать отрубить себе правую руку. Ведь в конце концов, факиры не страшатся ни боли, ни смерти…
К великому удивлению своих почитателей, которых он приучил присутствовать при всевозможных актах членовредительства (он мог вгонять шампуры в руки, вилки в щеки, а сабли в живот), Аджаташатру отклонил предложение ампутации и предпочел первое наказание.
– Простите, мсье, не скажете, который час?
Индиец подскочил. Какой-то мужчина лет сорока, в рубахе и сандалиях, остановился перед ним, предприняв для этого некоторые усилия, чтобы придерживать тележку, нагруженную десятком картонных коробок, которые мог заказать либо чемпион по игре в тетрис,
[4]
либо психопат.
Для Аджаташатру вопрос звучал примерно так:
праститемэсьюнискжитекаторычас.
Короче, ничего внятного, что могло бы повлечь иной ответ, чем
WHAT?
Увидев, что имеет дело с иностранцем, человек похлопал указательным пальцем правой руки по левому запястью. Факир сразу же понял, возвел глаза к небу и, поскольку привык определять время по индийскому солнцу, сообщил время французу с разницей в три с половиной часа и тридцать минут. Его собеседник, который лучше понимал английский, чем мог на нем изъясняться, тотчас же сообразил, что опаздывает за детьми в школу и не успеет забрать их на обеденный перерыв, поэтому продолжил безумный бег по направлению к парковке.
Видя, как люди входят и выходят из магазина, индиец заметил, что очень немногие из покупателей, а точнее, ни один из них не одет, как он, в костюм из блестящего шелка. А чалму вообще никто не носит. Да, мимикрировать под француза не получилось. Но он надеялся, что это не повредит его миссии. Рубаха и сандалии издалека могли бы произвести здесь впечатление. Когда он вернется, то поговорит со своим кузеном Джамлиданупом (произносите:
джем-ли-да-глуп). Именно он настоял на этом костюме.
Аджаташатру минуту созерцал стеклянные двери, которые открывались и закрывались перед ним. Все, что ему было известно о современной жизни, он почерпнул из голливудских и болливудских фильмов, которые смотрел по телевизору у своей приемной матери Сиринг (произносите:
сыр-ринрили – для англофилов – soaring –
сэр-Инг). Странно было наблюдать, как это изобретение, которое он-то считал последним словом техники, оказалось жалкой банальностью для европейцев, совсем не обращавших на него внимания. Но даже если бы нечто подобное появилось в Кишанйогуре (произносите:
киш-и-йогурт), он с неменьшим волнением созерцал бы стеклянные двери этого технологического храма. Французы – просто избалованные дети.
