В ШУТКУ И ВСЕРЬЕЗ О СЕБЕ И НЕ ТОЛЬКО
Меня всегда привлекает смешное в жизни. Это еще со школьной скамьи: я всегда выискивал смешное на уроках, правда, не всегда к удовольствию учителей.
Я бы мог играть и серьезные, и слезоточивые роли, но зачем травить и себя, и людей.
Смеяться — это естественная потребность человека. нормального. А отсутствие чувства юмора — это болезнь… человека ненормального.
Я в жизни человек грустный и все время ловлю себя на том, что нахожу в театре разрядку от не совсем веселых мыслей. И разрядка эта для меня — первейшая потребность. Потому я и вкладываю всего себя в комедийную роль.
Чехов называл литературу своей любовницей. И мне, наверное, то же можно сказать о живописи. Для меня важно индивидуальное в искусстве. Актерство — вы меня поймите правильно, я сам актер и потому могу сказать — стадное дело. Трудно порой себя раскрыть.
Долго я не понимал: зачем режиссер, почему мешает? Даже стыдно было повторять за режиссером не тобой найденное. Позже понял я, что режиссером нужно родиться.
Если слава подкрадывается — спрячься!
Жизни противопоказана публичность.
Животные не скрывают своих эмоций. А у нас только пьяные становятся самими собой, почему я и люблю их играть.
В гримерной я сижу перед тремя своими изображениями и любуюсь своей, надоевшей мне до смерти мордой лица.
Человек, да и то далеко не каждый, не врет только самому себе. И если ничто не держит его в этой жизни, он уходит. Вот самолет свалился — это же счастливый случай, лучший способ ухода. Никаких забот — ни для тебя, ни для родственников.
Мой любимый костюм — пижама.
Лень располагает к раздумью!
Я вообще очень покладистый, терпеливый и неагрессивный. Всегда подставлю другую щеку и драться не буду… Просто потому, что это христианское мудрое правило. Меня порой кусают мои собаки, а я им прощаю: они ведь все такие несчастные, дворняжки. Яне взрывной. Нервы могут сдать, но я все же стараюсь этого не допускать. Температура у меня не такая, чтобы играли страсти. Дая их и боюсь.
Не суетитесь, люди. Жизнь отнимает страшно много времени!
Проживи незаметно!
Анекдоты и шутки из жизни Савелия Крамарова
Савелий Викторович Крамаров (18 октября 1934, Москва — 6 июня 1995, Сан-Франциско), советский и американский актер театра и кино, заслуженный артист РСФСР (1974). В СССР снялся в 42 фильмах, среди них: «Друг мой, Колька!», «Джентльмены удачи», «Большая перемена», «Афоня», и многих других. В американском кино сыграл эпизодические роли в таких фильмах, как «Москва на Гудзоне», «Вооружен и опасен», «Красная жара», «Танго и Кэш» и других.
Говорят, что самые смешные клоуны и самые яркие комики часто несчастны в жизни и печальны в душе. Детство и юность Савелия Крамарова совершенно не располагают к анекдотам и смешным историям из детства жизнерадостного мальчика с бьющим через край комическим дарованием. Уместнее начать серию смешных историй его жизни со старого еврейского анекдота:
— Ребе, почему все считают, что евреи страшно богаты?
— Должно быть потому, что евреи платят за все.
Счастливое детство Савика Крамарова закончилось, когда ему было три года. Отца, известного московского адвоката, репрессировали. Мама, Бенедикта Соломоновна, была вынуждена официально развестись с мужем, чтобы спасти от дальнейших преследований себя и сына. Страшная нищета постигла Крамаровых. Мальчик пережил туберкулез от недоедания. Савву по очереди подкармливали три брата матери, и изредка поддерживал деньгами брат отца из Львова. Но несмотря ни на что раз в полгода в лагерь отправлялась чудом собранная посылка, и в нее любимый папин сын вкладывал маленькое письмо: «Дорогой, папочка! Мы с мамой здоровы, вспоминаем тебя и мечтаем о встрече. Я учусь на четверки и пятерки…». Мальчик лукавил. Учился Савелий плохо, а вел себя еще хуже. Он был сыном репрессированного, принадлежал к непопулярной национальности, да еще косил от рождения. Одежду носил с чужого плеча, к доске выходить стеснялся и школу частенько прогуливал. Над ним смеялись и жестоко дразнили. В старших классах в свою комнату он пустил жить человека, который выращивал собак. Постоялец платил ему гроши, но и они были нелишними. Савелий часто дрался, отчаянно защищая свое легко уязвимое самолюбие и ранимое человеческое достоинство, но уже тогда он учился использовать защитную маску шута. Смех обезоруживал противника и закрывал несокрушимой броней хрупкий внутренний мир. Но у медали всегда две стороны. На выпускном балу Савелий пригласил самую красивую девочку из класса и услышал в ответ, что она с клоунами не танцует.
Матери удалось уговорить жалостливую паспортистку записать мальчика русским, она страшилась за его судьбу. После окончания средней школы Савелий решил поступить в театральный, но его не приняли из-за слишком выразительного лица, и тогда он подал документы в Лесотехнический институт, на факультет озеленения. Дорога в институт была долгой, с двумя пересадками, ездить приходилось «зайцем», экономя каждую копейку. Мамы уже не было в живых, и юноша перебивался как мог. Зато он научился так отводить глаза в сторону, когда контролеры спрашивали у него билет, что все до единого свидетели этого незабываемого зрелища покатывались со смеху и начисто забывали про обязательную оплату проезда.
Однажды Савелий увидел на переходе большую толпу. Снимали кино. Толпа зевак и веер дублей. Режиссер механически оглянулся на случайный толчок, увидев лицо Крамарова, остолбенел и мгновенно отреагировал:
— Молодой человек! Попробуйте сыграть испуг во время наезда!
Савелий потратил на мнимый испуг минуту, получил заветную «трешку» и с нетерпением ждал выхода картины. Он навсегда запомнил искреннюю похвалу режиссера его заметной и редкой фактуре. Спустя почти год Савелий с изумлением увидел себя на большом экране. На него смотрели глупые выпученные от страха глаза незнакомца и широко разинутый рот, грозивший в одно мгновение поглотить весь зрительный зал. Секунд десять взахлеб хохотали зрители. Не смеялся один Крамаров. Спустя несколько дней позвонила та самая красивая девочка из класса, увидев его в новом фильме. Однако Савелий был уже очень занят…
Учась в Лесотехническом, Савелий Крамаров в 1954 году решил штурмовать театральную студию «Первый шаг», существовавшую при Центральном Доме работников искусств. Несмотря на огромный конкурс, Крамарову с первого же захода удалось туда поступить. Его взяли именно за то, за что несколько лет назад не приняли в ГИТИС — за его лицо прирожденного комика. На сцене он дебютировал с простым, но очень смешным номером — «Передвижение рояля». Актер неуклюже брался то за одну, то за другую ножку, в муках искажал лицо, в изнеможении падал, отдыхал, взобравшись на рояль. Снова брался за ножки, съезжал по ним, в выразительном бессилии замирал на лаковой крышке рояля. Поединок рояля и человека продолжался несколько минут, и все это время публика съезжала с кресел от хохота, наблюдая за всеми терзаниями артиста. В дальнейшем с труппой «Первого шага» Крамаров побывал с гастролями во многих городах Советского Союза, и везде его выход на сцену сопровождал заразительный хохот.
