— Где Макиенко?
— Курит, наверно.
Макиенко действительно курил в тамбуре.
— Сережа, дело есть!
Гоша кратко изложил суть вопроса.
— Да ты что, совсем опух, салага? Тебе еще моих денег не хватало!
Полторацкий подарил сержанту оглушительную пощечину. Обычно багровый, Макиенко побелел.
— Нету денег!
— А где наши проездные?
— Так мы их на хавчик потратили!
— Руки вверх!
Макиенко недоуменно задрал свои грабли. Гоша вытащил все из сержантовых карманов. Ни копейки. Проездные деньги проедены, а своих у Макиенко не было. Воистину бедный сержант.
Гоша вернулся к Вике и протянул девушке деньги.
— Извини, что мелкими купюрами. И еще — не хватает тринадцати рублей. Может быть, все-таки военнослужащим действительной срочной службы полагается небольшая скидка?
Виктория, не считая, сунула деньги в сумочку. Ночью, впервые после пяти месяцев воздержания, Игорь, наконец, нормально потрахался.
Аборигены
На обочине мелькнул дорожный указатель с надписью «Кирк-Ярве». Вот оно, искомое место. Вид поселка удручал. В котловине, образованной невысокими, поросшими редким хвойным лесом сопками, хаотично разбросаны разномастные домики, в основном, одноэтажные. По огромному огороженному колючей проволокой аэродрому с ревом ползают тепловые машины. Снега — по пояс (и это октябрь!). Небо затянуто низкими серыми облаками. Никакого сходства с привычной, аккуратной и компактной учебкой. Ни тебе булыжных плацев, ни тебе тенистых деревьев, ни тебе монументальной шестиэтажной казармы.
— Где казарма, Макиенко? — спросил Игорь у проснувшегося сержанта.
— Да вот же она! Все, приехали! Дома!
Автобус притормозил у трехэтажного светло-зеленого здания. Из казармы высыпались аборигены в шинелях и теплых меховых куртках. На подтянутых, мужественных и доброжелательных старослужащих из передачи «Служу Советскому Союзу» здешнее воинство совсем не походило. У всех обветренные рожи (как у Макиенко), все расстегнуты до пупа, ушиты, шапки набекрень, сапоги сбиты в гармошку. Вольница!
— Здорово, карасей!
— Караси, бабки есть?
— Откуда прибыли? Из ШМАСа?
— Из Казани есть?
— А из Воронежа?
К Полторацкому вразвалку подошел крепыш — явно один из хозяев положения.
— Откуда, братан?
— Оттуда.
— На грубость нарываешься? Как фамилия?
— П…да кобылья.
Крепыш схватил Гошу за грудки:
— Как разговариваешь, падла?
Гоша сжал кулаки. Сказал, тем не менее, спокойно:
— Руки убрать.
Крепыш убрал руки, сплюнул, дернулся — хотел испугать. Гоша не пошевелился.
— Молодец, нервы крепкие. Но Саня тебя сделает. Потом.
Из казармы вышел капитан-строевик в сопровождении золотозубого прапорщика.
— Нестор Васильич, передаю тебе гавриков. Четверых отдаю в заботливые руки командира ТЭЧ, а вот этого — Бегичева — беру к себе. Ты его завтра с утра отправь ко мне в штаб.
— А що, добры парубки. Здоровеньки булы, хлопцы! Я — прапорщик Охримчук, Нестор Василич, ваш старшина. Ось — гарнизон, ось — казарма, ось — я, ха-ха-ха! За мной, бойцы!
Старшина всегда прав
В казарме было холодно, неуютно и грязно. От скользкого цементного пола веяло стужей, по коридорам гулял зябкий ветерок. В старшинской каптерке Охримчук критически осмотрел новичков. Наметанный глаз старшины сразу отметил существенную разницу между четырьмя обритыми и одним волосатым.
— А тебя чего ж не обскубали?
— Я из другой роты. У них старшина был гондон — обстриг.
— Ух, як загнул! Запамятуйте, хлопчики — старшина всегда правый! От так! Вещички заклеймены? Парадку и вещмешки оставите здеся, а шапки я вам зараз сменяю. Курбатов, принеси пять капелюхов!
Каптерщик Курбатов принес пять старых засаленных шапок.
— На, хлопцы, одевайте. А эти ваши шикарны шапчонки нехай полежат покуда.
— Зачем менять шапки?
— Як зачем? Щоб не отобрали деды эти, бисовы дети, дембеля. Они ведь, як хищники налетят — перушков не оставят. Им, паразитам, на дембель обязательно все новое надо одеть!
— Я шапку менять не буду, — заявил Полторацкий.
— Так отберут!
— Не отберут.
— Молодец! Так и надо — беречь мущество.
Тем не менее, остальным четверым Охримчук шапки поменял.
— Зараз выдам вам новое обмундировання — пэша. От так. Причепите погоны и петлички.
Старшина бухнул на пол кипу поношенных кителей и штанов из полушерстяной ткани оливкового цвета.
— Выбирайте, хлопцы!
— Что это за тряпье? Дайте новое! — возмутился Игорь.
— Як твоя хвамилия, хлопчик?
— Полторацкий.
— Повторацкый, ты, конечно, прав, но нема у меня нового! Нема, хоть тресни! Так що пока это поносите.
Полторацкий брезгливо перебрал мятое, заношенное шмотье, нашел себе более-менее чистый китель. Приличных штанов по своему росту Гоша не отыскал.
— Повторацкый, бери вот эти. Ты не бачь, що воны грязненьки — скоро воскресення, в бане простирнешь.
На кителе Полторацкого был полуоторван погон. Он быстро подметал его (иголка и нитка были запрятаны в шапке), прикрепил на петлицы «птички» (авиационные эмблемы), проверил наличие пуговиц на гимнастерке и штанах, а потом, как и все остальные, переоделся в новое старое обмундирование.
— Ось, зараз файно! Хэбешки я заберу — будете на подменку брать. А зараз свожу вас покушать, мабуть, вы голодные як собаки.
Курбатов принес продовольственные аттестаты и Охримчук повел бригаду кормиться. Путь до столовой был неблизок — примерно полкилометра. Это тебе не учебка, где столовая — на первом этаже, а рота — на втором. Внутри одноэтажная столовая удручала гораздо больше, чем снаружи — грязный свинарник с изрезанными, покрытыми трещинами столами и скамейками. Солдат в столовой не было. Время послеобеденное — все на работах.
Вернулись в казарму. Старшина завел ребят в кубрик — узкий, длинный (восемь окон), заставленный двухъярусными койками. Все, кроме деревянного, выкрашенного олифой пола и побеленного потолка, было выкрашено в серо-стальной цвет.
— Вот ваши пять коечек. Будете лежать по алфавиту.
— Почему у меня верхний ярус?
