Мнение Дубова о математиках меня не удивило.
Однажды я разговорилась с девочкой, которую готовила когда-то к поступлению на экономический факультет. За полтора года учебы она забыла даже правила деления целых чисел.
— Что ж ты так? — с тоской вопросила я.
— А мы домашку по математике не делаем, — радостно ответила собеседница. — У нас такая специальность, что нам математики не надо.
Я искренне заинтересовалась:
— Какая?
— Мы будем чиновники.
Поэтому к собственной никчемности в глазах чиновников я была морально готова. Зато страшная угроза, что человек, нами руководящий, как-нибудь пройдется не спеша по какому-нибудь из корпусов, впечатлила сильно. Тут-то мы и узнаем, сколько вокруг свободных аудиторий, хороших и разных (правда, когда я тащусь мимо, в каждой балаболит коллега). Пожалуй, свет в конце тоннеля уже виден. И двадцати лет не промелькнуло (промелькнуло только двенадцать), как наш Большой Начальник посетил заседание кафедры. И ведь не на руках, полагаю, его к нам принесли — прошел, любимый, прошел, наконец, по коридору! Почему не отыскал при этом аудиторий? Ну так он наверняка шагал спеша…
Вы спросите — и это весь итог вашей героической борьбы? А вот и не весь. Во-первых, меня вызывали на разборку к заведующему кафедрой и там от души пропесочили. А во-вторых, ходят упорные слухи, что Дубов изобрел новое ужасающее ругательство — эта Мадунц. По крайней мере, когда он появился как-то в деканате, возмущенный чрезмерным количеством двоек на факультете, то, по словам секретарши, даже не поздоровавшись, потребовал: «А ну, дайте мне ведомости этой Мадунц! У нее наверняка самый плохой результат. Нам таких работников не нужно». Представляете разочарование бедняги, когда он обнаружил, что у меня как раз ситуация получше, чем у остальных? Конечно, отсутствующих студентов я обучать пока не навострилась, но из тех, кого угораздило прийти, извлекаю все возможное.
Ну это, предположим, единичный случай. Был и другой. Секретарша Дубова пожаловалась секретарше его коллеги-марсианина, та передала информацию нашей, а уже наша — мне (согласитесь, женщинам никакой Интернет для связи не нужен, мы сами легко справляемся). «Не пререкайся! — заявил Дубов в ответ на вполне невинное замечание. — Ты мне не эта Мадунц, поняла?» Факт неоспоримый, однако дама почему-то обиделась. Подобных мелочей накопилось немало. Больше всего мне понравилась фраза «этой Мадунц нам и одной достаточно». Действительно, насколько осложнилась бы жизнь, если бы меня было две. Честно говоря, и одна доставляет немало хлопот, а с двумя я бы, пожалуй, взвыла — даже если сумела бы их обеих прокормить. Приятно, что Большой Начальник оберегает мир от подобной напасти…
Дорогой читатель! Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. И не потому, что претендую на владение телепатией. Просто мы с тобой похожи. Неважно, кем ты работаешь — врачом, учителем, программистом, продавцом или слесарем (ох, а остался ли в нашей стране хоть единый слесарь? Впрочем, бедной девушке что, уже и помечтать нельзя?), — кем бы ты ни работал, ты делаешь это хорошо, и начальник для тебя не главное. «Как же лекции? — беспокойно ерзаешь на стуле ты. — Неужели сорвались?»
Не беспокойся. Мы с комендантом, диспетчером, заместителем декана и дамой, ответственной за расписание, дружно напрягли усталые мозги и совершили сложную, многоходовую, гениальную рокировку, включающую в себя сдваивание группы вечерников и перенос нескольких пар на другие часы. В результате мне нашлась аудитория — Дубов как в воду глядел! Даже, ура, в главном здании — правда, в очень странном его отсеке. Романтично выражаясь, в донжоне — этакой узкой высокой башне, пристроенной сбоку.
Туда вел отдельный вход, перед которым располагалась небрежно замаскированная ловчая яма. Она возникла, когда Москва неожиданно выделила институту крупную сумму денег. Одни из нас мечтали о премии, другие о новом лабораторном оборудовании, третьи, вроде меня, совсем скромно — о качественных досках и большом количестве мела, однако начальство решило по-своему. Примчались мужчины на экскаваторах, срубили часть деревьев, которые так приятно шелестели под окнами, и вырыли солидный котлован. Потом край его закидали чем-то вроде шифера, и подарок был благополучно освоен.
Моя лекция завершалась в шесть, в декабре в это время уже кромешная тьма, фонари в нашем медвежьем углу не горят, и я каждый раз опасалась, что кто-нибудь из студентов угодит в западню. По счастью, они оказались вполне приспособлены к сложным бытовым условиям. Когда я брела к своему донжону, то уже издалека видела толпу, заполонившую берег котлована. Молодежь бодро скакала в грязи, постукивая шифером и отколупывая от него особенно аппетитные кусочки.
— Если вы меня сейчас не пропустите, некому будет открыть вам дверь, — со всей доступной убедительностью повторяла я, пытаясь пробиться вперед.
Неохотно, но меня все же пропускали без очереди внутрь.
Там было совсем тесно. Испуганная вахтерша в нетерпении ждала, вжавшись в стену стеклянной будки.
— Вы, наконец, пришли! — искренне радовалась она. — Сегодня они почти ничего не поломали. Вот вам ключ, распишитесь.
Дальше я, буквально прорываясь силой, лезла по узкой лестнице на четвертый этаж. Студенты стояли столь плотно, что при всем желании не могли освободить для меня проход.
После этого следовал самый сложный маневр. Я отпирала дверь (важно с первого раза справиться с замком, а то, стоит замешкаться — и, уж поверьте, давка на Ходынском поле покажется в сравнении безобидным происшествием), рывком распахивала и моментально пряталась за нею. В тот же миг в аудиторию с шумом и гиканьем начинал вваливаться народ, снося все на своем пути. А мне за дверью хоть бы что — вот мы, преподы, какие умные!
Дождавшись, пока все усядутся, я покидала свое убежище и выходила к доске.
Аудитория, признаюсь, оставляла желать лучшего. Не исключено, что она как была построена сто лет назад, так с тех пор и стояла без ремонта в виде модных когда-то романтических руин. Допотопные парты разрисованы анатомическими деталями (деликатно не стану конкретизировать), с потолка свисает кудрявая штукатурка, на стенах кое-где просвечивают странные конструкции из пересекающихся реечек, а в полу не хватает нескольких досок, причем как раз рядом с лекторским столом.
Я сразу догадалась, что последнее рано или поздно доведет меня до беды. Я человек увлекающийся, невнимательный и не слишком ловкий. Или, наоборот, слишком — тут все зависит от точки зрения. Например, суметь на бегу зацепиться хлястиком куртки за турникет метро — это свидетельствует об удивительной координации движений или совсем наоборот? Я проделываю подобное регулярно. Если нет хлястика, использую ручку от сумки. А уж про мои взаимоотношения с лифтом страшно даже упоминать — он упрямо прищемляет меня за самые экзотические и нежные кусочки.
Сами догадываетесь, сколько возможностей таит для меня глубокая дыра, располагающаяся прямо на пути! Понимая это, я поставила в щель преподавательский стул. Нужды в нем нет — присесть на занятиях все равно не удается, а споткнуться безопаснее, чем провалиться. Вот она, мощь интеллекта! Без нее я бы давно сломала себе шею.
