Так вот, я считаю, нынешние студенты тоже заслужили оазис справедливости, и не хочется раньше времени его разрушить. Жизнь разрушит, разумеется, но пусть лучше попозднее.
— Может, выйдем пока из аудитории? — искушаю собеседника я. — Там спокойнее.
— Ага! — радуется Николай Иванович. — Так и знал, что вы специально постараетесь дать нашим обалдуям шанс вытащить шпаргалки. Но я не такой добренький, я не позволю!
И он бодро продолжает делиться с окружающими информацией, отнюдь не предназначенной для их ушей. Зачем, например, студентам знать, сколько мы получаем? Если я согласна за такие деньги их учить, то буду делать это добросовестно, и зарплата тут совершенно ни при чем. Как и наши взаимоотношения друг с другом или конфликты с начальством.
Вера Георгиевна в данном вопросе полностью со мною солидарна, и то, что на скользкую тему своего опоздания она заговорила прямо в аудитории, лишний раз свидетельствовало о ее взволнованном состоянии.
— Не переживайте, — попыталась утешить коллегу я. — При нашем транспорте трудно не опаздывать. Я вот выхожу заранее, но все равно иной раз вынуждена нестись как угорелая кошка. То пробки, а сегодня мою станцию метро вообще неожиданно закрыли. Пытаюсь войти — в холле толпа. Спрашиваю людей, давно ли они стоят. Те отвечают, что минут пятнадцать. По громкоговорителю неустанно повторяют: «Станция „Проспект Ветеранов“ закрыта, станция „Проспект Ветеранов“ закрыта». Я пробилась к служительнице, интересуюсь, в чем дело, а она мне то же самое: «Станция „Проспект Ветеранов“ сейчас закрыта». Я уточняю, надолго ли и работают ли остальные станции, а служительница на меня как рявкнет: «Сколько глухих развелось — и что вам дома не сидится? Твердишь вам, что станция „Проспект Ветеранов“ сейчас закрыта, а вы словно не слышите!» Я отчаялась и поехала на троллейбусе к соседней станции, до последнего сомневаясь, сумею ли проникнуть внутрь. По счастью, она работала, но я успела на занятия вовремя лишь потому, что очень быстро бегаю.
— Транспорт! — гневно выкрикнула собеседница, потрясая худенькими кулачками с безупречным маникюром. — Я опоздала не из-за него. Вы знаете, откуда я сейчас приехала? Из Большого дома. К нужному окошку оказалась длинная очередь, а служащие там крайне медлительны.
Поясню, что Большим домом в Петербурге зовут здание на Литейной проспекте, в котором долгие десятилетия располагается управление Федеральной службы безопасности.
Студенты с интересом подняли головы.
— В каком окошке? — автоматически уточнила я, шокированно глядя на Веру Георгиевну — она как-то мало увязывалась в моем воображении с ФСБ.
— В котором выдают справки маньякам, — несколько совладав с расшалившимися нервами, со вздохом удовлетворения произнесла коллега. — Теперь, по счастью, справка получена, и можно продолжать работать. А вам, бедняжке, все это еще предстоит…
Я, не веря собственным ушам, тупо повторила:
— Выдают справки маньякам?
— Впрочем, не знаю, — пошла на попятный Вера Георгиевна, — всем маньякам или исключительно педофилам. Я не выясняла.
В аудитории раздался стон. Уж не знаю, чего студенты так переполошились. У большинства из них косая сажень в плечах, рельефная мускулатура и рост выше моего минимум на голову. Даже возжелай Вера Георгиевна осуществить с кем-нибудь из них свои сексуальные фантазии, пойти против воли партнера ей бы не удалось — любой ученик насмерть зашиб бы ее легким движением пальца. Добавлю, что на женщину с избытком сексуальных фантазий собеседница походила не больше, чем участницы группы «Виагра» на невинных розанчиков, по простоте души ищущих детей в капусте.
— Ведь с пенсионерами университет заключает контракт только на год, а не на пять, как с остальными, — уже в привычной спокойной манере выпускницы института благородных девиц продолжила коллега. — Но когда я пришла с комплектом положенных документов, обнаружилось, что недавно к ним добавили еще один — о том, был ли ты судим за педофилию. Без него мои бумаги не взяли. А откуда мне знать, кто выдает справки педофилам, не правда ли? Как-то раньше не было нужды. Зато теперь я в курсе всей процедуры. Я вам сейчас дам номер телефона. Как только с вас потребуют отчета, маньяк вы или нет, обязательно по нему позвоните. Дело в том, что документ необходимо предварительно заказывать, а то съездите зря. А получать справку советую в ваш выходной день, чтобы не опоздать потом на занятия, подобно мне. Ох, кстати! Через тридцать секунд перемена заканчивается. Простите, мне пора.
И она, деликатно застучав каблучками по грязному линолеуму — цок-цок-цок, — скрылась в коридоре. А мы со студентами, полностью выбитые из рабочего настроя, остались, с новым, живым человеческим интересом глазея друг на друга.
Честно признаюсь — сколько лет преподаю в университете, а никогда почему-то не приходило в голову сексуально домогаться учащихся. Более того, мне не довелось сексуально домогаться даже вполне обученных индивидов. Очень я в данном отношении неразвита, имея весьма старомодные взгляды на взаимоотношения полов (сейчас страшное скажу: мне представляется куда более естественным, чтобы мужчина добивался женщины, чем женщина мужчины, и я не отрекусь от этого мнения, пока не обнаружу у собственного порога отряд полиции с наручниками наперевес, явившийся арестовать меня за неполиткорректность).
Теперь вот чувствую себя не оправдавшей самых светлых надежд министра, да и вообще упустившей в работе главное. Вот сидят они передо мной, такие юные, свеженькие… ммм… Интересно, если б они узнали, что я педофил, это бы положительно или отрицательно сказалось на учебным процессе? Возможно, больше народу посещало бы лекции, а некоторые начали добросовестнее выполнять домашние задания. Одни — надеясь меня умилостивить и таким образом избежать грозящего секса, другие, судя по теперешнему выражению лиц, вовсе наоборот (разбередил-таки министр фантазию, разбередил, а ведь в семнадцать гормоны и без того бушуют). Успеваемость бы повысилась, не исключено, постепенно развилась бы любовь к предмету (под предметом, разумеется, подразумеваю математику. А вы что подумали?).
Я прервала сама себя. Ну нельзя же быть такой извращенкой! Чиновники мне ласково — про секс, а я в ответ опять на производственные темы. Только разве я виновата, что при виде студента у меня взыгрывает условный рефлекс — невзирая на любые внешние обстоятельства, как можно лучше несчастного обучить. Бывало, начальство доведет почти до гипертонического криза, тащишься с кафедры в нужный корпус — привычного пейзажа не узнаешь, в висках словно отбойный молоток стучит. И вдруг обнаруживаешь, что с лучезарной улыбкой произносишь: «Добрый день! У кого-нибудь есть вопросы? Не стесняйтесь, пожалуйста, задавайте». Это означает — ты перешагнула порог аудитории и приступила к работе, а все остальные заботы автоматически остались в коридоре. После занятий ты их там найдешь в целости и сохранности, никуда не денутся.
Однако нынешняя проблема, увы, уже проникла в аудиторию и покидать ее не собиралась. При мысли о посещении Большого дома сразу падало настроение. Ненавижу справки, и они отвечают мне полной взаимностью, упорно брезгуя попадать в недостойные руки: то необходимое окошко будет закрыто, то меня коварно выставят из очереди, не говоря об антипатии, которую я вызываю у оформляющих бумаги дам. Даже безобидную фигульку о том, что грудная клетка у меня без патологии, редко удается заполучить с первого раза (не будем упоминать про моральный ущерб от издевательского вердикта «Органы в пределах возрастных изменений». Злобные медики, я не понимаю ваших гнусных намеков!). А уж ради документа из ФСБ наверняка придется там дневать и ночевать — при том, что данное заведение занимает в моем списке приоритетного жилья почетное третье место с конца после тюрьмы и кладбища.
