В конце концов, в истинной женщине непременно должна быть загадка. Надеюсь, коллоквиум для загадки сгодится? Согласитесь, звучит интригующе. И не огорчайтесь — раз уж я в названии главы пообещала открыть вам очередные тайны, что-нибудь мне как честной девушке выдать придется. Пусть это будет метод проведения пересдач.
На первый взгляд, все просто: студенты, завалившие экзамен, приходят сдавать его снова. Раньше в подобном случае собиралась комиссия. Мне, например, не хочется брать на себя единоличную ответственность за судьбу человека. Да и вообще, наедине со мной у двоечников просыпаются самые гнусные инстинкты. Нет, вы не о том подумали! Они рыдают, бьются в эпилептических припадках и суют мне разнообразные купюры. А в присутствии свидетеля подобного никогда не происходит.
Однако с некоторых пор ассистентов на пересдачи, продолжающиеся почти весь семестр, выделять перестали. Как справедливо указало мне начальство, почему другие должны страдать из-за вашей плохой работы? Не умеете с первого раза поставить всем хорошие отметки — значит, решайте свои личные проблемы сами, не навязывая их кафедре.
Это прозвучало так, словно я обратилась с требованием купить мне на государственные деньги бриллиантовую диадему пороскошнее… или, того круче, предоставить к определенному часу молодого пылкого любовника. Нет уж, милочка, поскольку адекватность пересдач волнует исключительно тебя (все-таки я маньяк, никуда не денешься), то и выкручивайся, как умеешь.
Увы, уровень доходов не позволяет доценту оплачивать помощников из собственного кармана. Поверьте, общение с хвостистами — столь невеликое удовольствие, что маленькую сумму даже предлагать стыдно.
Ну, меня голыми руками не возьмешь! Я стала использовать бесплатный труд студентов — ох и правы средства массовой информации, обсуждая коррупцию в вузах. Хитрое ноу-хау состоит в следующем. Я приволакиваю парочку двоечников прямо на занятие чужой им группы. Пока я объясняю новый материал, подкидыши потихоньку готовятся, а на перемене отвечают. Поскольку хоть кто-то из остальных учащихся обязательно торчит в помещении, они невольно выступают в роли свидетелей. Вот такое у меня безотходное производство. Правда, приходится жертвовать единственными минутами отдыха, и не то что поесть, а даже, пардон, до туалета добежать некогда, зато обходится без эксцессов.
«Да что же это? — восклицает, наверное, вконец обескураженный читатель. — Книга о злом преподе на исходе, и хоть бы в одной главе описывалась нормальная, рутинная работа — везде совершенно абсурдные сложности. Почему у вас все не как у людей?»
Не огорчайтесь, я открою вам эту страшную тайну. Разгадала я ее не сама, а с помощью неоднократно упомянутого министра (вы правильно догадались: мой любимый автор афоризмов — не старомодный Ф. Ларошфуко, а гениальный Фурсенко А. А.). «Высшая математика убивает креативность», — проницательно заметил он. Ломоносов с его глупым математику только затем учить надо, что она ум в порядок приводит и ограниченный Суворов, откуда-то взявший, что математика — гимнастика ума, стыдливо перевернулись в гробах, а мне моментально стало ясно, в чем корень моих бед.
Какое несчастье, что много лет назад я опрометчиво позволила себе овладеть навыками интегрирования! Вот почему мне не удается рассадить двести человек в помещении, рассчитанном на семьдесят, и многое другое, что для креативного человека стало бы пустяком. Вот почему вечно переживаю из-за ерунды вроде качества занятий, вместо того чтобы, не утруждаясь, бодро расписываться в зачетках и бежать домой с мешком подарков. Нет, не стоят интегралы подобных жертв! Ни за что их не учите. И производные тоже. И пределы. На всякий случай советую также проигнорировать четыре действия арифметики — вдруг и они на нас плохо влияют? Сколько, например, по-вашему, будет дважды два? Если четыре, то диагноз неутешителен — ваша креативность на нуле.
Горе в том, что обратно из головы знания не выкинешь — у некоторых они впечатаны туда накрепко. Можно, конечно, сделать лоботомию на левом полушарии. Всего-то несколько надрезов в местах, отвечающих за логическое мышление, — и министр образования и науки (!) будет мною доволен. Чувствую, именно об этом будет его следующий указ.
Но пока средства на данную операцию еще не выделены бюджетом, приходится разрушать некреативный мозг математиков обходными путями. Рассказ о самом замечательном из них я приберегла напоследок. Потому что легче, для затравки пообщавшись с парой душевнобольных студентов и злобным марсианином, самолично отшкурить старую доску и перетащить сто стульев с этажа на этаж, чем один раз заполнить Индивидуальный План Преподавателя.
Раньше мы без него обходились. Работали себе и работали, считая, что главное — составить план занятий, а больше вроде как планировать нечего. Но не тут-то было! Последние два года наша деятельность подлежит строжайшему учету и контролю. Поверьте, советская бюрократия — просто бледная тень бюрократии нынешней.
Каждому преподавателю был выдан солидный журнал с множеством граф. Прежде всего, я с потрясением узнала, что рабочий день состоит из трех половин. Возможно, нематематику трудно меня понять, но сообщение, что Солнце вращается вокруг Земли, я бы перенесла гораздо легче. Орбиты планет вполне могут по каким-то причинам поменяться, однако половин в целом всегда ровно две. Тем не менее нам следовало подробно отчитаться обо всех половинах, включая мистическую третью (которую, с моей некреативностью, боюсь, не найти без доброй дозы марихуаны).
Потерев моментально заболевшие виски, я принялась читать правила заполнения таинственной бумаги. Оказывается, на проставление одного зачета нам полагается одиннадцать минут и пятнадцать секунд. Ну, ежели речь исключительно о росчерке в зачетке, десять минут тут явно лишние. Если же имеется в виду время, которое ты индивидуально общаешься с конкретным студентом, помогая сделать необходимые задания, так одиннадцать с четвертью минут за семестр уйдут лишь на ожидание, пока он, родимый, примостится рядом с тобой на стуле.
С экзаменом начальство неожиданно расщедрилось — выделило аж двадцать две минуты тридцать секунд. Я живо представила, как, глядя на часы, бодро выкрикиваю: «Ваше время истекло, кончайте разговор!» — прерывая человека на полуслове. В реальности, признаюсь, вместо этого обычно произносишь: «Хорошенько подумайте и ни в коем случае не спешите с ответом».
Так что, махнув рукой на вступительную часть, я перешла собственно к началу журнала.
«Внимание! Все необходимые позиции не поместятся в соответствующие строки индивидуального плана», — извещала заботливо вложенная кем-то бумажка.
Тут я уже впала в прострацию надолго. Не поместятся… и как прикажете реагировать? Пропустить что-нибудь? Или, возможно, объединять строки?
Вздохнув, я вновь вперилась в текст.
Далее следовало огромное количество различных вариантов. Радостно обнаружив «Лектор, у которого есть экзамен» (кто это, коли не я?), я прочла, что число студентов в потоке следует умножить на одну четверть. Результат, увы, вышел дробным — двадцать пять и три четвертинки. Я уже жаловалась на эмоциональное заражение. С трудом изгнав из воображения кошмарную картину трех четвертинок студента (непонятно, какую именно часть следовало отрезать, но любую было жалко), я перешла к более легкой процедуре умножения количества групп на два. Это меня взбодрило, и я без особых проблем перемножила число групп и часы, отведенные на лекции в семестр, покладисто поделив результат на двадцать. Однако дальше предлагалось страшное — все полученное сложить!
