Заведующий после этого меня шибко невзлюбил. А пациенту от кошмаров и от заикания столько успокаивающих средств накололи, что у него на ягодице здоровенный инфильтрат образовался. А от такой беды в больнице проверенное средство имелось — йодная сеточка на место укола.
А йодом рисовать, опять же, мне.
Я к процессу творчески подошла. Вместо сеточки портрет заведующего в профиль изобразила. Очень похоже получилось. И расписалась, поскольку под такой красотой не грех и подписаться.
А еще через полчаса заведующий пришел мою работу проверять.
Вот так и кончилась моя карьера в этой больнице.
Но всё и в самом деле получилось к лучшему, потому что как раз вакансия на «скорой» образовалась, куда я и устроилась. А там — пошло-поехало…
А вот фобия до сих пор осталась. Утешает только то, что на «скорой помощи» пиявки как-то не в ходу.
Хотя — черт же знает до чего еще додумаются наши реформаторы!
Раздвоение личности
У нас в стране как что затеют реформировать, так ничего хорошего не жди. Обязательно какой-нибудь подлянкой дело обернется. Неспроста ж ведь наше государство именно тем самым словом характеризуется.
Это еще в тридевятом царстве, тридесятом государстве началось. Не забыли, что с тем царством-государством вскоре приключилось? То-то же.
А уж сколько раз за все эти больные времена «скорую» по-всякому пытались реформировать! Что те, что эти — все кому не лень. Как будто никаких других проблем никогда у нас в стране в помине не было.
Вот чтобы за примером не ходить.
Давным-давно, в период перестройки и Верховного Совета СССР, одна в те времена известная б-б… народная избранница решила женщинам на «скорой» сутками работать запретить. На том основании, что при такой работе их детишки якобы мамочек не видят.
Ну не было тогда в стране других проблем…
Дурное дело нехитрое, сказано — сделано. Перевели нас на двенадцатичасовые смены. Мы, натурально, взвыли. Ведь почему доктор на «скорой» на полторы ставки работает? А потому, что на одну ставку есть нечего, а на две — некогда. Так-то получалось: сутки отработал, двое дома. А теперь: раз в день, раз в ночь, сутки дома отсыпаешься. Детишки (если кто-то в таком ритме успевал их завести) вообще забыли, как мамочки выглядят.
Ну а студенткам и вовсе туго пришлось, двенадцатичасовыми сменами даже ставку не выработаешь. И пошли мы все вторую работу искать.
Лично я быстро нашла. Фельдшером приемного покоя на «пьяной травме», сиречь в больнице на улице Пионерской, 16. Работа знакомая, почти как на «скорой», клиенты те же, только писанины чуть побольше. Друзья опять же за стеной — «няньки» из токсы, бишь санитары из токсикологического приемного покоя, которые меня на это место и сосватали.
И всё бы хорошо. Особенно если учесть, что в больницах сутками работать не возбранялось. (Видимо, детишки тех мамочек, которые по стационарам трудились, уже забыли, что у них вообще мамочки есть.) Так и получалось: полставки тут, чуть больше там, опять-таки стипендия — живи и радуйся, короче говоря. Если время жить еще останется.
Я и радовалась. Пока в одно прекрасное зимнее воскресное утро к себе в приемный покой на работу не пришла. Смотрю: мои коллеги со «скорой» пьянца переломанного внутрь затаскивают. Они меня тоже увидели и очень удивились. А что это, говорят, ты тут делаешь, если у тебя через полчаса смена на «скорой» начинается.
Вот тут-то у меня всё внутри и оборвалось. Ну не было у меня в графике этой смены, хоть убейте. Поставить-то, видать, поставили, а предупредить забыли. И что теперь делать прикажете? И не выйти нельзя — уволят, а работой на «скорой» я очень даже дорожила. И приемный покой оставить не на кого, подмену на выходные ни за что не найдешь. Куда ни глянь, везде срань.
Хорошо, «няньки» с токсы надоумили. Вали, говорят, на свою «скорую», днем мы вполглаза как-нибудь приглядим, в воскресенье работы немного. А к ночи у тебя на «скорой» смена кончится, ты сюда вернешься.
Сказано — сделано. Я с коллегами до василеостровской «скорой» добралась, смену с опозданием на две минуты приняла, в свою уличную машину загрузилась и работать поехала.
А уличная не зря так названа. Это та бригада (как правило, в единственном лице), которая всех с улицы подбирает. А на улице в основном что? Правильно, травмы. А в воскресенье травмы по большей части какие? Известно, пьяные.
Так оно и вышло. Первого клиента подобрала — перелом руки, алкогольное опьянение. Шину наложила, место запросила — Пионерскую, 16, дали. Отлично.
Привезла, сама себе сдала, сама у себя деньги и ценности клиента по акту приняла, сама за себя в двух местах расписалась. Шины сама себе на обмен выдала, кровь на этанол у травмированного взяла, в лабораторию отнесла, историю болезни завела. Дежурного травматолога вызвала, на Центр отзвонилась. Доложила, что свободна, и дальше поехала.
От больницы далеко отъехать не успела — по рации поймали. Дядечка в пьяном безобразии детишек с горки кататься учил. У детишек-то и без него неплохо получалось, а у дяди в результате шейка бедра сломана.
Я и отзваниваться не стала, забрала и сразу же обратно вместе с ним поехала. Привезла, сама себе сдала, сама у себя деньги и ценности по акту приняла, в двух местах сама за себя расписалась…
«Няньки» с токсы только хихикают:
— Слушай, — говорят, — а на хрена тебе тут еще кто-то нужен? Ты и в одиночку за двоих справляешься!
Я только плюнула через плечо, чтобы не сглазить, и дальше поехала. Но далеко опять не уехала, у Тучкова моста подвыпившая дамочка на раскатанном тротуаре грохнулась и лодыжку сломала. Я ее подобрала, шину наложила, на Пионерскую, 16, отвезла, сама себе сдала…
Хотите — верьте, не хотите — доверяйте, но до конца моей смены на «скорой» я в свой же приемный покой четырнадцать клиентов так доставила.
А кроме меня, никто туда никого больше не привез. И только когда я сменилась и уже окончательно в больницу вернулась, другие подстанции пьяных-битых подвозить начали. Да так интенсивно, что к трем часам ночи у меня не то что все сидячие (о лежачих я не говорю) — даже все стоячие места кончились. Пришлось линейно-контрольную службу вызывать, чтобы высочайшим соизволением прием в больницу до утра закрыть.
А утром начальство пришло. В лице заведующего приемным покоем. Начало это лицо журналы подписывать и в лице изменилось.
— Так, — говорит, — я не понимаю, кто сюда днем всех этих больных привез?
— Я, — отвечаю.
— А здесь их кто принимал?
— Я, — честно признаюсь.
— Ну знаешь ли, — начальство заявляет, — или у меня мозги с похмелья раздвоились, или это у тебя от такой жизни раздвоение личности произошло. Признавайся по-хорошему, психиатру кому пора сдаваться, мне или тебе?
