Дальше — больше.
Следующий вызов был (помню как сейчас) в котельную, расположенную на задворках Государственного университета. Едва мы въехали на территорию этого почтенного учреждения, доктор с фельдшером многозначительно переглянулись. Доктор снова вытащил свой секретный чемоданчик, который вновь старательно заверещал. Фельдшер пнул водителя в бок, тот немедленно притормозил и дальше ехал медленно, выписывая замысловатые зигзаги.
Я очень робко поинтересовалась:
— А здесь что, тоже радиация?
— Здесь немецкие мины, еще с войны остались, — снизошел до объяснений суровый доктор.
Я оробела окончательно, но всё-таки решилась уточнить:
— А дозиметр тогда зачем?
— А это не только дозиметр, это еще и миноискатель. Особая стратегическая разработка, исключительно для ленинградской «скорой», — доверительно сообщил мне фельдшер.
Я вновь заткнулась, напрочь изничтоженная собственным невежеством.
Молчала на вызове, молчала всю дорогу до станции. Молчала на станции, куда доктор с фельдшером торжественно внесли ящик с конфискованной черешней. В конце концов черешня оказалась на обеденном столе, при этом вместо скатерти была использована та же простыня. На халявную черешню к накрытому столу подтянулся весь наличный коллектив подстанции.
Тут я не выдержала:
— Как же так, она же радиоактивная, — растерянно сказала я.
— Да ну? — натурально удивился доктор.
— И с чего ты это вдруг взяла? — невозмутимо поддержал коллегу фельдшер.
Я вовсе растерялась.
— Так вы же ее сами проверяли. Дозиметром с миноискателем, — я показала на стеллаж с аппаратурой, где среди прочего стоял тот самый чемоданчик, — этим вот, новейшим, засекреченным!
Народ ржал долго. Смачно ржал, со вкусом, от души. Временами выпадая в белый, под цвет халатов, творожистый осадок. А когда все кое-как отхохотались, а иные даже отыкались, объяснили мне, что поразивший мое юное воображение таинственный прибор представляет из себя простой кардиофон. «Стратегическая разработка», уже порядком устаревшая, предназначалась всего-навсего для передачи ЭКГ по телефону. На расшифровку в общегородской диагностический кардиоцентр. Была в те незапамятные времена такая ерунда.
Словом, грамотно коллеги порезвились, содержательно.
Обижаться я на них особенно не стала. Развели и развели, новичку положено. К тому же и сама могла бы поработать головой. Ну какие, на фиг, мины могут быть на территории Университета? Тем более немецкие.
А вот дальше…
Ну не могло так просто мое первое скоропомощное дежурство завершиться! Просто по определению не могло.
Так что дальше получилось больше.
Глубокой ночью, благополучно сдав в больницу очередной инфаркт, мы с надеждой отдохнуть ехали на станцию. Внезапно, разбивая вдребезги мечты чуток поспать, засипела рация. Тоже новейшая стратегическая разработка, я уже помалу разбираться начала. Времен Очакова и покоренья Крыма.
Нас вызывала Центральная диспетчерская «скорой помощи».
— Бригада номер (прозвучал наш номер), вызывает Центр!
— Слушаем вас, Центр, — мрачно отозвался доктор.
— Бригада номер (снова прозвучал наш номер), вы где?
— Мы — здесь, — содержательно ответил мрачный доктор.
— Здесь — это где? — сурово уточнил Центр.
— У больницы Ленина, — еще мрачнее отозвался доктор.
— А какого черта вы у больницы Ленина, если вы уже как полчаса должны быть на Крещатике? — грозно вопросил неугомонный Центр.
Доктор опешил:
— На каком Крещатике?
— В Киеве один Крещатик!
Доктор начал заикаться:
— В к-каком Киеве?!
Центр с подозрением спросил:
— Вы там что, радиоактивной черешней обожрались?
Доктор выглядел так, словно без кастинга угодил в участники реалити-шоу Иоанна Богослова «Апокалипсис».
— Короче, — грозно подытожил Центр, — если через пять минут не будете на адресе, считайте, вы уволены!
На этом связь прервалась. Почему-то вся бригада, включая водителя, дружно посмотрела на меня.
— Я в Киев на Крещатик не могу. Мне к первой паре в институте надо быть, — на всем серьезе сообщила я.
Обалдевший доктор немедленно связался с Центром сам. По той же самой рации. Центр, выслушав галиматью про Киев и Крещатик, мягко посоветовал ему прилечь и протрезветь. Как-то даже слишком мягко посоветовал. Уточнять, какой это на сей раз оказался Центр и не надо ли нам всем сейчас же ехать на Арбат, к примеру, доктор не отважился.
Пришлось признать, что несколько минут назад мы по нашей маломощной рации, которая и в городе-то глючит через раз, в самом деле говорили с Киевом.
Крайней в этом казусе назначили меня.
— Ну хорошо, мы тебя разыграли. Ладно, ты нам отплатила. Но как, — утеряв всю свою мрачность и суровость, допытывался доктор, — как?! Объясни, будь человеком, как ты это сделала?
Остаток ночи я с пеной у рта доказывала всем, что я здесь ни при чем. Рацию не трогала, радиоволной паранормальным способом не управляла, в чертовщине до сих пор не была замечена. До тех пор, пока я с ними не связалась.
Всё равно коллеги не поверили. Мало того что поспать не дали, до утра пытая, что да как, так еще на всю подстанцию ославили. Будто бы в моем присутствии жуть с мрачным уклоном завсегда случается, а по ночам особенно. В неуставных отношениях с нечистой силой прямо обвинили, можно так сказать.
А впрочем — не без основания, замечу я, друзья, не без основания…
Дело об утраченной покойнице
Всяческая чертовщина на мою в те времена еще украшенную буйной гривой голову в самом деле постоянно сыпалась. Хуже перхоти цеплялась, ей-же-ей. С первого самостоятельного выезда.
Напомню, я тогда на «скорой» фельдшерила.
Фельдшер, понятное дело, не врач, поэтому он посылается на вызовы попроще. Ну, скажем, «упал». Или «травма руки». А то и вовсе «умер под вопросом». Есть такая фишка на «скорой». То есть пациент вроде уже и мертв, а родственники всё еще надеются на лучшее. А иной раз чада с домочадцами к телу попросту боятся подойти — воскреснет не дай Бог.
Вот на дебют такой вопрос мне и достался. Старушка девяноста с лишним лет. Умерла как будто. Под вопросом.
Поверх аппаратуры добрые коллеги нагрузили меня ценными советами. Все рефлексы, говорят, как следует проверь, кардиограмму трупу обязательно сними, а для гарантии еще нашатыря шприцем под кожу засади. По особо прогрессивной импортной методике. Если тело даже после этого тебе по морде не заедет, значит, всё океюшки.
