— Что у тебя? — полюбопытствовал Роман.
— Пиротехника разная, — воровато оглянувшись, ответил прыщавый, — сигнальные ракеты, дымовушки, взрыв-пакеты есть…
— Где надыбал?
Прыщавый промолчал, разглядывая свои пыльные сапоги.
— Покажи.
Прыщавый нагнулся и пальцами с обломанными ногтями принялся развязывать брезентовую удавку. Роман не торопился, хотя вот-вот должна была разразиться гроза. Сумерки сгустились еще больше. Давило. В неподвижном воздухе висела угроза. Роман оглянулся.
У мангала вертлявый картежник с разбитой рожей что-то быстро-быстро лопотал своим соплеменникам, косясь заплывшими глазами в его сторону. Внушительные мордовороты двигались к нему справа и слева, уже забрав в клещи; мелькнул знакомый кастет. Еще один высокогорный житель, перевесившись через перила, заглядывал сверху под мост. Вдруг он резко пролаял по-своему — и стая остановилась.
По набережной шел патруль. Роман отвернулся и задумчиво посмотрел на пацанчика.
— Не везет тебе, парень. А может быть, наоборот: хабар, братишка, у тебя дюже скользкий. Выбирай…
Он показал пятидесятирублевку и кивнул на патруль. Прыщавый дернулся, но рюкзак, на который Роман незаметно наступил, остался на месте. Патруль был почти напротив. Роман собрался крикнуть. Пацанчик быстро взял деньги и торопливо пошел прочь, не говоря ни слова. Роман, присев на корточки, вынул курево и стал внимательно рассматривать хабар.
Омоновцы свернули на Сенную. Кавказцы зашевелились, переговариваясь. Роман помедлил.
«И взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю — и произошли голоса, и громы, и молнии, и землетрясение», — заторопил события вдохновенный пастор. Роман пожал плечами, запалил первый взрывпакет, прикурил и бросил.
Взрывом опрокинуло мангал, рассыпались шашлыки и угли, врассыпную бросились кавказцы. Картежника, сиганувшего вверх по лестнице, накрыл второй пакет. Грузовик, на скорости вывернувший с Сенной, потерял управление и врезался в одну из иномарок, припаркованных на набережной. Легковушка смяла чугунную ограду и со скрежетом обрушилась в канал вверх колесами.
Роман споро разбрасывал шашки, валил дым, народ в панике бежал, падал; кто-то с переляку палил из газового пистолета… Жарко занялись ящики, припасенные шашлычниками на дрова. Роман, уже на бегу, швырнул в огонь рюкзачок с оставшейся пиротехникой.
Первая молния всухую с жутким треском разорвала небо — и тут же раздался взрыв. В домах на набережной повыбивало стекла. В кромешном дыму от разметанных шашек носились и вспыхивали сигнальные ракеты, рикошетом отлетая от стен. С яркой вспышкой взорвалась легковушка. Люди, топча друг друга, давились и орали у лестниц.
Нашлись сообразительные. Лупоглазый, похрюкивая в своем противогазе, короткими перебежками шнырял среди брошенных вещей. Попадались деньги. Оглушенный Роман, задыхаясь в едком дыму, прихватил пачку червонцев в банковской обертке.
Он выбрался к следующему спуску. Здесь творилось светопреставление. Снизу рвались, надрывались, давились, работая кулаками и ногами. На лестнице образовалась пробка, люди хрипели, визжали, матерились. Истошно плакал ребенок. Кто-то закричал из толпы, показывая на Романа. Завыла сирена. Неподалеку, судя по возгласам за спиной, патруль накрыл лупоглазого…
Представление продолжалось.
Громыхнуло. Упали первые капли дождя. Роман перепрыгнул через дауна в клетчатом пальто, валявшегося у стены с неестественно отвернутой головой, на ходу распечатал деньги и швырнул их за спину. Толпа, затихшая на миг, качнулась и заголосила пуще прежнего. Еще раз грохнуло — и хляби разверзлись…
У следующего моста вымокший до нитки Роман оглянулся. Шквальный ливень сбивал дым, подсвеченный полыхающей легковушкой и разноцветными служебными мигалками; надрывались сирены. Набережные с двух сторон перегородили пожарные машины. Людей, выдавливающихся из канала, сбивало в кучи, как мусор, и относило прочь.
Внизу бесновались, кто-то от выхода повернул назад; бросались за банкнотами, сшибая друг друга. Завязалась драка; иные на четвереньках выгребали втоптанные бумажки. Вовсю орудуя дубинками, сквозь толпу остервенело ломились омоновцы. На фарватере бурлил и пенился грязный ручей.
Миновав мост, Роман оказался в тупиковом отрезке — до верхней плотины у Гороховой тянулись ровные стены без единого спуска. Посредине канала, за мощным бетонным основанием на месте разлома, тарахтел бульдозер, брошенный работягами. Роман бежал к нему.
По набережной, мимо треснувшего фасада расселенного аварийного дома, неслась патрульная машина. Из-под моста выбежали служивые с дубьем. Ловушка захлопнулась.
Роман влез в кабину, дернул рычаг; бульдозер взревел и, быстро набирая скорость, покатился на плотину. Тормознувшую патрульную машину завертело волчком, вынесло на тротуар и грохнуло о стену дома. Бульдозер с лязгом и скрежетом врезался в плотину и взревел на месте, кромсая гусеницами грунт.
Покореженные крепления не выдержали, и сварной щит временной плотины рухнул под напором воды, за ее грохотом и гулом почти неслышно сминая кабину. Вырвало дверцы. Дизель захлебнулся, бульдозер отбросило, проволокло и вместе со щитом вывернуло наискось к чудовищному потоку…
Преследователей смыло. Из разбитого «уазика», завывающего на тротуаре, выскреблись милиционеры; по металлическим листам, под углом накрывшим бульдозер, ударили пули. Полуживого Романа, чудом высвободившего сдавленную ногу, вода выбила наружу.
Его перевернуло, ударило о дно, вынесло на бетон и понесло, как по желобу… У Сенного моста, где пожарные с двух сторон дружно лили воду, было всё еще дымно и людно. Роман судорожно выгребал по фарватеру. Рядом плыли вещи, ящики, мусор. Он дотянулся до пенопластовой коробки из-под какой-то импортной радиотехники, перевернул и сунул в нее голову, придерживаясь руками за края.
Гремел гром. По коробке молотил дождь. Несло быстро, быстро прибывала вода; Роман захлебывался.
Потом поднявшаяся вода начала останавливаться; пришлось бросить коробку и плыть.
Под Львиным мостиком он выгреб к берегу, встал на дно и прижался к стене. Дождь глухо гремел по мосту, струи лились сквозь дощатое покрытие, по сторонам моста сыпалась водяная пыль. В канале вспененная вода клокотала и кипела под ливнем.
Наверху не было ни души… На Николе, как набат, бил колокол, созывая к обедне. Хромая, Роман побрел к выходу.
Скамейку унесло. У спуска барахталась крыса, пытаясь выкарабкаться. Неподалеку, как буек, раскачивалась вверх дном керосиновая лампа, родная «летучая мышь»…
Опять пришлось плыть. Давясь водой, Роман засмеялся, представив ловцов и ныряльщиков, которые наверняка появятся на канале… Когда он вернулся вместе с лампой, крыса уже утопла.
Он с трудом выбрался из воды и упал на ступеньки. Судя по всему, его потеряли — и теперь вряд ли стали бы искать здесь, поблизости от омоновской казармы. Так что можно было отдышаться, а потом спокойно двинуть к Михаилу — обсушиться, смуту переждать да и пообедать наконец как следует.
