А бойкая такая бабушка–старушка старичка своего одноногого из очереди самочинно забрала и к дому на каталке покатила. Прямо по проезжей части, точно в центре, по двойной сплошной. Машины от нее шарахаются, бьются, больничная охрана на бегу казенную каталку отобрать у бабушки пытается. Дед от охраны костылями отбивается и в голос на всю улицу блажит: войну я пережил! разруху пережил! застой и перестройку пережил! И реформы, дед кричит, вам всем назло переживу! На Берлин! За Родину! За Сталина!
Бурлит толпа, волнуется, помощи требует. А врачи из ординаторской нос высунуть боятся — разорвут! Да и не выйти, даже если б и хотели, потому как дверь народом намертво заблокирована. Милицию пытались вызвать — так менты приехать отказались. Во–первых, никакие не менты теперь мы, говорят, а полицейские, а во–вторых, тут войсковая операция нужна. А в армии — у них своя сплошная реформация.
Главврач больницы от такого здравоохренения загодя на санитарном вертолете улетел. Прямиком в министры здравоохранения. Потому что как раз этот главный врач (наяву — директор питерского Института скорой помощи) всю реформу «скорой помощи» придумал и теперь плоды ее заслуженно пожал. У них, у реформаторов, ведь как — чем больше зуда реформаторства в мозгах, тем им выше должность полагается.
А безвинно уволенные доктора «скорой помощи» тоже в стороне от шоу не остались. Часть с плакатами у больничных ворот стоит, на плакатах надписи: ««Скорую» — в каждый дом!», «Верните нас народу!» Часть в палаточном городке протестует, без затей в больничном скверике устроившись. А часть и вовсе голодовку объявила. А бывшие их пациенты к ним из больничной очереди за советом бегают и подкормить пытаются. Доктора все хоть и исхудали, но от еды отказываются. Нельзя нам, говорят, от вас подарки принимать. Нам губернатор даже шоколадки запретила!
Как водится, на сенсацию журналисты слетелись. Мечутся вокруг больницы с камерами и микрофонами, внутрь попасть пытаются — а не пускают, вас тут не стояло. Кто–то слишком шустрый прорваться силой решил, так сразу ребра ему граждане намяли. Тут же крик до неба поднялся: нападение на прессу! охота на журналистов! требуем защиты у правительства! А помятый сунулся за помощью к «скоропомощным» медикам с плакатами. А те ему добавили. И правильно. Нас грязью поливал? Склонял по телевизору нас таком, сяком, вдоль–поперек и всяко? Любишь гадить — что ж, люби в дерьме лежать.
А машин уже на город не хватает. Те, что фельдшера–водители пока что не разбили, у больницы всё еще стоят. Болящие на неделю вперед на вызов «скорой помощи» записываются. Диспетчера уже во временах путаются. У вас давление поднялось? Ах, еще нет? Но вы уверены, что в точности через неделю оно у вас поднимется? Тогда записываем. Да, через неделю фельдшер у вас будет. Но если вы к тому моменту будете хоть как–то себя чувствовав, то за сутки вызов лучше отменить. Может быть, тогда вы даже выжить сможете.
А реформаторы опять не унимаются. Раз такая очередь образовалась — зачем же телефон напрасно занимать, на диспетчерскую ставку деньги государственные тратить? Вызов «скорой» — через Интернет! Зарегистрировались быстренько на сайте, заявочку оформили — и ждем–с. Всем ура, у нас теперь модернизация!
А машины всё гудят, народ волнуется, пациенты оптом Богу души отдают… у реформаторов от этого всего оргазм проистекает… благодать!
Жаль, не досмотрела, чем всё кончилось, — диспетчерша на вызов подняла. Очередной инфаркт, опять реанимация. Рутина, в общем, дамы–господа.
А этот сон я всё равно еще увижу. Наяву. Потому что если наших, извините, реформаторов не начать по–скорому лечить, то наяву всё скоро даже хуже будет.
Вы уж мне верьте. Я форменный пророк.
Интеллигентный человек
Не в тему, но по существу. Отработала я давеча очередную смену. Дежурство как дежурство, два случая тяжелые, двадцать — просто дурь. Даже улыбнуться было нечему.
А у нас, отметить надобно, на отделении имеет быть ремонт. На всей «неотложке» одно жилое помещение оста–лось: столовая, она же конференц–зал, она же комната отдыха, она же ночью спальня.
Так вот, пытаюсь я после дежурства до прихода новой смены успеть переодеться в этой комнате из рабочего в цивильное. Едва я шмотки приготовила — вваливается задумчивый коллега. Милейший человек, чертову прорву лет вместе работаем. Только это всё равно не повод при нем за просто так стриптиз устраивать.
Взываю к его чувству такта:
Слушай, ты интеллигентный человек?
Интеллигентный человек:
А что, в кактус нассать надо?
Я, обалдев с такой–то простоты:
Да чтоб тебя…
Коллега, с живостью:
Ну, если постараться, можно и насрать!
Объясняю прямым текстом:
Слушай, ты, интеллигентный человек, блин, слово непечатное! Мне переодеться надо!
Коллега, мрачновато:
Ну и что?
Я, для тупых:
А то, что я, конечно, понимаю, что в твоем почтенном возрасте за голыми женщинами уже не подглядывают — на них просто пялятся. Мне в общем–то плевать, но заранее предупреждаю: на Дженнифер Лопес я уже не потяну!
Коллега, откровенно заинтересованно:
А на кого потянешь?
Я, самокритично:
Ну, разве что на Сигурни Уивер в четвертой части эпопеи про Чужих.
Коллега, философски:
Хоть на самих Чужих! У меня, блин, с этой слово непечатное работой, блин, всё равно ни на кого не встанет…
Поворковали, блин.
Ладно, переодеваюсь; если уж на то пошло, лично мне пока стесняться в самом деле нечего.
А вот теперь представьте: в самый, можно сказать, патетический момент — виноватый голос фельдшера из дальнего угла, мы выоношу за разговором как–то не заметили:
А почему ни на кого не встанет? У меня вот, извините, встал…
И — реплика коллеги, достойная скрижалей, со всем могучим превосходством жизненного опыта, тяжелым таким басом:
Молодой ышшо…
А по мне так ничего. Оптимистичненько.
На хрена вороне крылья
И просто зарисовка напоследок. Вместо эпилога. Очень коротко.
Перекуриваю как–то утром я у поликлиники. И картинку созерцаю. Маслом. С выставки.
Идет похмельный мужичок с бутылкой пива в нашу поликлинику. Мужичок здесь, сразу скажем, ни при чем. Он просто делает очередной глоток и недопитый сосуд у входа оставляет, на ступеньках. И — на прием к врачу.
А с ближайшего дерева немедленно слетает ворона и начинает эту бутылку обследовать. Очень любопытная ворона. Исхитрилась, заглянула в горлышко — и обнаружила там явное наличие животворящего напитка. Попыталась было унести бутылку в лапе — не зацепиться, скользкая.
