Своим курсом
Я тогда учился в ГИТИСе на четвертом курсе. Приезжаю в Москву – и вижу приказ об отчислении. За что? За уход из театра, из которого никто по своей воле не уходил. Мы с ректором идем в министерство к юристу, и тот доказывает, что это незаконно. И меня восстановили в институте, который я закончил довольно успешно – с одной тройкой по истории КПСС. А Витя этот же институт закончил с красным дипломом.
В Одессе я получил двухкомнатную квартиру в хрущевке, но в приличном месте, у Вити квартира была, а Миша жил то в Ленинграде, то в Одессе у мамы. И начался новый период в нашей жизни – одесский, длиною в восемь лет.
Вначале задумали гала-концерт с большим оркестром и театром миниатюр. У нас уже было шесть актеров, и мы потихоньку репетировали, а когда убедились, что несовместимы с оркестром, отделились и стали репетировать свою программу.
По предложению не помню чьему был приглашен из Москвы режиссер, который славился тем, что все его спектакли снимали, и он этим страшно гордился. Он приехал к нам ставить спектакль – и в Одессе грянула холера. И московский гость драпанул из города. Мы приходим на репетицию, звоним режиссеру домой, а нам сообщают, что он в Москве…
И мы стали репетировать сами. Жванецкий был в ударе, приносил все новые тексты, и наконец появился спектакль-концерт «Как пройти на Дерибасовскую». Одно название уже собирало публику.
Наш театр числился при филармонии, в нем было десять человек, шесть из них актеры. Актеры наши были талантливы, молоды, играли с азартом.
Это был семидесятый год. Слухи о том, что в Одессе холера и трупы валяются на улицах, были сильно преувеличены. Но когда мы слепили программу и зашла речь о гастролях, то обком партии ее даже не принимал, а срочно отправил нас в обсервацию на судно. У нас там брали анализы, и вокруг стоял хохот и веселье. А после карантина нас вызвали в обком и дали добро на гастроли: мол, Одесса жива, Одесса смеется.
Директор филармонии связался со своим другом в Ростове, и нас пригласили в Ростовскую область на тридцать концертов. Под дулами автоматов (Одесса охранялась) мы сели в самолет и прилетели в Ростов. Нас возили по области: Шолоховка, Шахты, села… Администратор ростовской филармонии вывешивал афиши «Как пройти на Дерибасовскую» и дописывал: «Эти артисты работали с Райкиным». Залы были пусты. Впрочем, какие залы – красные уголки, заводы, сельпо… Жванецкому кричали: «Выучи текст!» Мы объясняли, что он автор наш, Райкина, – без толку. А программа была шлягерная: «Авас», «Экзамен», «Дедушка», «Города», «Полотенце»… «Да-а, – говорил администратор, – вы не поете и не танцуете. Вот на лилипутов идут». Но мы стоили – весь коллектив – двести восемьдесят рублей. Даром!
К концу поездки пришел вызов на конкурс артистов эстрады в Москве. Мы подавали заявку просто так, наобум, – и вот вызов пришел, и мы, не доиграв в Ростове два концерта, сделали перерыв и вылетели в Москву с делегацией одесской филармонии.
Давно мы не были в Москве. Миша и Витя разбежались кто куда, а я остался волноваться, повторять специально написанный Жванецким текст – позитивный, для комиссии, под названием «Не гаснуть!» (мы его называли «Не тухнуть!»).
Конкурс начинался с девяти утра в ЦДРИ. Без четверти девять – нет ни Миши, ни Вити. Бегает секретарша, спрашивает, что мы будем играть, а я ничего не могу ответить: мы всегда решали, что играть, в последний момент. Появляется спокойный, как всегда, Витя, а за ним возбужденный Миша. Мы стоим и не знаем, что играть. Наконец объявляют наши фамилии, мы выходим, раздаются аплодисменты, хотя аплодировать на конкурсе запрещается. В жюри народные артисты, работники аппарата. Председателем жюри должен был быть Райкин, но, на наше счастье, в последний момент он отказался (у него были очередные неприятности с министром культуры), и председателем стал Любезнов.
Успех был ошеломляющий. В первом туре мы исполняли «Авас», «Везучий-невезучий» и монолог «Дедушка». Члены жюри сами аплодировали, и мы спокойно прошли во второй тур. Во втором туре история повторилась, мы играли свои шлягеры и были пропущены в третий тур – к безумной радости одесских боссов. В третьем туре жюри нас попросило сыграть вещи из первого, так как многие специально пришли нас посмотреть – в театральных кругах нас знали по театру Райкина. После второго тура сошли Хазанов и Высоковский, и в третьем туре мы оказались вне конкуренции. К тому же на конкурсе разрешалось играть одно и то же во всех турах, а мы исполняли разные вещи, так как у нас уже составился репертуар на сольный концерт.
Мы получили вторую премию (победителю первое место досталось благодаря ленинской тематике, и это все понимали), а еще двести рублей, которые проели и пропили с одесситами в «Арагви».
Через несколько дней состоялся заключительный концерт, который показывали по телевизору. Мы опять играли с Витей «Авас», «Везучий-невезучий» и «Дедушку». Успех был грандиозный. Думаю, что Райкин нас простил… И мы уехали в Ростов доигрывать два концерта, на которых уже была конная милиция (вот что значит телетрансляция!).
После конкурса – обвал, приглашения на гастроли. Практически слава – со всеми ее издержками и казусами.
Помню замечательный эпизод, случившийся на гастролях в Ленинграде. Мы выступали в ДК Дзержинского. Я выхожу:
– Есть у нас грузин по фамилии Горидзе, зовут Авас, а доцент тупой, вызывает грузина к доске: «Как ваша фамилия?» – «Горидзе». – «А зовут?» – «Авас». – «Меня – Николай Степанович, а вас?» – «Авас»…
Публика хохочет. Витя соображает. Вдруг по центру зала идет пьяный, подходит к рампе. Обращается к Вите:
– Ты чего, не понимаешь? Что ты молчишь?! Он тебе уже четыре раза рассказал! Все поняли, а ты не понял!..
Публика думает, что вышел третий актер! Я не знаю, что делать. Говорю:
– Товарищ, давайте на сцену, может быть, вы лучше меня расскажете!
Он:
– Конечно, отойди, не мешай! – И Вите: – Ну, доцент тупой, а грузин умный. Он спрашивает: «Как зовут?» – «Авас». – «А я доцент! Понял?»
Витя:
– Кто тупой?
Он:
– Доцент! И его спрашивает!
Витя:
– Кого?
– Грузина!
– Какого грузина?
Публика хохочет. Витя крепится.
– Счас как дам! – замахивается наш третий. – Сразу поймешь, кто грузин!..
…После конкурса мы очутились в Крыму. Администрация нас встретила прохладно (видно, не смотрели телевизор). Первый концерт был в Каче – это база военных моряков. Зал жуткий, микрофон жуткий, свет в зале периодически гаснет, публика полупьяная. После концерта – а играли мы «Как пройти на Дерибасовскую» – директор ялтинской филармонии в сильном подпитии спросил: «Ну и как же пройти на Дерибасовскую?» Я пошутил: «А вы идите, и она вас там пересечет». – «Да? – икнул директор. – Чтобы завтра вашей ноги в Крыму не было!» И опять икнул. К нему подскочил администратор из Севастополя Гриша и прокричал: «Я их беру на десять концертов! Я отвечаю за успех!» И он уговорил директора нас не выгонять, и мы успешно выступили в Севастополе, куда потом неоднократно приезжали, как и в Ялту, и всегда в Крыму собирали аншлаги, а директора того мы больше не видели.
