Потом война.
Бежал.
Остался жив.
Осел в Донецке.
Маэстро хлястиков и накладных карманов, Варшавский обшивал уже Донецк: двубортный, однобортный, шерсть и твид. Плюс пальто особого покроя: реглан, из кашемира макинтош… А в жилетках равных ему не было! Уже не говоря про остальное…
Когда Купчик был один из нас, Зелик обшивал его фигуру. Во все мужское. С ног до головы.
И Купчик, благодарный, это вспомнил:
– Зелик Маркович?! Садитесь, подвезу!
– Купчик, что ли?! Ты ж у нас в Австралии!
– Австралия приехала в Донецк!
И приглашает подвезти, куда он хочет.
Едут. Говорить о чем-то нужно? Вырулили на погоду, на мороз и… Дед Мороз всплывает сам собой:
– И как вам, интересно, Дед Мороз?
Зелик делает широкие глаза:
– Который Дед?
– Который в синагогу!
– В синагогу?! Дед Мороз?! Ты не ошибся?!
– Он вам еще подарочки принес! Вы что, не помните?
Зелик делает глаза уже навыкате. Его аж развернуло от вопроса:
– Нам? Подарочки?! Мороз?!
– Да, финский шоколад!
– Финский шоколад?! Который что?
Казалось, Зелик подрабатывает эхом…
Тогда Купчик рассказал про маму с папой.
И Зелику открылась вся картина.
Но это ж Зелик, он интеллигент, ему же стыдно за Донецк перед Австралией! И он:
– Ну-у, я тогда болел… – впервые в жизни. В смысле, не болел (болел он часто), а то, что он впервые обманул. – А вот мой дом, чуть не проехали, спасибо!..
Купчик был, скорее, раздосадован.
В тот же вечер Купчик улетел.
11
Тут как раз суббота подоспела. А точней: Суббота, лучше так.
Про «Karl Fazer» в синагоге… В общем, что это за «Fazer» – знать не знают. И не знали бы!
Теперь Варшавский. Еврею надо мало, чтоб напиться. Он пригубит – и уже готов.
Он весь поднялся в день Субботы, во весь рост. И, последний лист, сошедший с дерева, спьяну начал требовать законное:
– А, интересно, что вы всё молчите?
– Что я молчу? – насторожился рэб Цыгуткин.
– Что Дед Мороз подарочки принес…
Рэб Цыгуткин поперхнулся где сидел. Быстро побледнел. Но, на меня пронзительно взглянув, собою овладел еще быстрее:
– Рэб Зелик! Ты же пьян! «Что Дед Мороз…» Иди проспись! У нас же синагога!
Он в несознанку окунулся с головой.
А все ж… Никто не знает: что такое? Переглядываются…
Зелик чудо мягкий человек, как кашемир. Был как тень, как лист последний. Выпил «лист»! И рот открыл. Так что теперь молчать?!
– Был Дед Мороз! – еще притопнул ножкой. – И подарочков принес!
Но Цыгуткин, калач тертый-перетертый:
– Иди проспись уже два раза! Мы ж евреи!
– Да, я пьян, – парировал рэб Зелик, – но не настолько, чтоб не уточнить: а где наш коллективный шоколад?!
Цыгуткин мог бы запираться и еще. Но вдруг Варшавский, как пароль, как главный козырь…
12
…Рэб Зелик всем выкладывает Купчика, припасенного на самый под конец. Маэстро хлястиков и накладных карманов…
При слове «Купчик», оказавшемся сакральным, Цыгуткин мелко задрожал, как мелкий бес.
А я уже молчал как отмороженный.
Но маэстро только начинал:
– Мама русская, папа еврей… Сам в Австралии… Его мучила тоска… И за такие деньги он мог себе позволить, чтоб не мучила… Так он снял ее на личном самолете! И вот он здесь!
Он Купчиком, соврав почти что дважды, припер его к стене.
Все стали озираться и… Скандировать:
– Где! Наш коллективный! Шоколад!
Смешные старики, такие дети!
Их уже давно как больше нет…
Цыгуткин на секунду обомлел. Но с секундой справившись мгновенно, хлопнул пятерней себя по лбу:
– Точно, вспомнил! Вроде приносили! А ну, идем проведать наш подарок!
К тому же выпили, а нечем закусить.
Победа Зелика была безоговорочной!
Но… Неужели я ошибся в рэб Цыгуткине?! Может, он и вправду подзабыл? Так вот же, вспомнил! Даже виновато улыбнулся…
13
И вот кладовка рэб Цыгуткина! Заветная! Она его твердыня, цитадель. Ну, значит так: три замка, вполне таких амбарных, две щеколды и засов. И еще там куча всяких хитростей… Чтоб никто не смог открыть. Кроме Цыгуткина. Разве что взорвать, а так никак.
Отпирали долго, минут сорок.
И кладовка заскрипела открываться…
И вот – намоленное место рэб Цыгуткина, его алтарь, опора и поддержка! А в центре на столе… И даже Зелику не нужно «просыпаться»!
Зелик прав!
Тот шоколад был здесь!..
Ящик с шоколадом был картонный. На нем наклейка. А на ней… Память у меня – фотографическая! «Karl Fazer», горький шоколад. Лесной орех!
И Цыгуткин, раздраженный и сварливый:
– Рэб Зелик, ты поднял вопрос – ты открывай!
Рэб Зелик:
– Я боюсь!
Он заробел.
Кульминация достигла апогея!
Все думали: уже не доживут до шоколада. И если бы не русский Дед Мороз… И Зелик, наш…
В общем, их трясло вполне оправданно! Сгрудились.
Шепот: «А по скольку будут раздавать?»
Рэб Зелик:
– Я боюсь! – совсем по-детски…
Рэб Цыгуткин:
– Зелик, открывай! У тебя легкая рука, маэстро хлястиков!
Зелик подошел, откинул крышку:
– Оп!
Как Игорь Кио.
Действительность опережала все разумное.
Ящик с финским шоколадом был пустой!
14
Отказываясь верить, рэб Цыгуткин сам метнулся в ящик. Он окунулся в ящик с головой. Он вынырнул, что называется, утопленником.
Помраченный, с перевернутым лицом.
Рэб Цыгуткин натурально обезумел. Пришибленный свалившимся несчастьем. Медленно, безумными глазами. Обводит всех собравшихся вокруг. И членораздельно произносит:
– Сволочи!
Народ безмолвствовал. Такое им сказать! Но кто похитил? В самом деле! Их подарок?!
Вдруг рэб Цыгуткин… Истошным воплем он пронзает тишину:
