2. Брунгильда, по поводу позора на лыжном курорте в Коробицыне.
Ты ко мне не подошел, потому что разлюбил меня и даже не хотел остаться со мной друзьями.
3. Брунгильда, склочным голосом: ты отказался встретиться с бедной девушкой-феминисткой, которая предлагает партнеру одноразовый секс без продолжения отношений. Можно было хотя бы один раз…
1. Ромуальд, по поводу скандала в Риме.
Я тоже не ношу норковые шубы с бриллиантами и хвостом. Я был не мрачный, не недовольный, не кидал бумажник. Ты все придумала. Ничего такого не было.
2. Ромуальд, по поводу позора на лыжном курорте в Коробицыне.
Ты так весело смеялась со своими друзьями, и я понял, что я тебе совершенно не нужен.
3. Ромуальд, возмущенно: с девушкой можно, а с тобой нет. Как ты вообще могла мне такое предложить?!
Теперь я понимаю, кто во всем виноват, — Брунгильда. В Риме она склочничала и придиралась к бедному Ромуальду с больной спиной, а оставшись одна, немедленно начала пить и гулять в Коробицыне, и еще жениться на Бобе.
Мне внезапно открылась еще одна, дополнительная истина (кроме той, в Риме, когда я поняла, что знаю про мужчин ВСЁ). Я поняла, что знаю про мужчин еще КОЕ-ЧТО: в сущности, мужчины довольно примитивно организованы. Ни один Ромуальд, даже самый жестокий, не скажет своей Брунгильде всерьез: «Уходи! И больше мне не звони!» Если Ромуальд действительно хочет расстаться с Брунгильдой, он будет лгать и грубить, или просто молча пропадет навсегда.
И не всерьез Ромуальд такие слова тоже не скажет. Ему не понять, КАК можно говорить такие слова ПРОСТО ТАК, — чтобы исподтишка посмотреть, испугается Брунгильда или не очень. Странно…
Я просила прощения, была прощена.
Через две недели
Сегодня был день научных экспериментов. Сначала я проводила эксперимент в университете, на зачете. То есть студенты думали, что это был зачет, а это был научный эксперимент под названием «К вопросу об исчезновении живой материи».
12.00, аудитория 24, зачет. А у меня сегодня гости…
Студентов много, а я одна. Студентов очень много, а я совершенно одна. Одна и очень счастлива. А когда человек счастлив, ему хочется, чтобы всем было хорошо, и совсем не хочется принимать зачет.
Я объявила, что собираюсь отделить козлищ от овец. Овцы — это те, у кого есть лекции, они получат зачет автоматом. Козлища, у которых нет лекций, получат очень трудные экзаменационные билеты и будут сдавать зачет по-настоящему. А когда мы закончим все свои дела с зачетом, для всех желающих будет проведен тест на определение характера.
— Кто хочет узнать, какой у него чудесный характер? — спросила я, надеясь, что никто не захочет.
Захотели все.
Я раздала вопросы козлищам (козлищ много, 16 человек, принимать у них зачет — долго, очень долго) и приступила к раздаче зачетов овцам. Сто десять человек по списку окружили мой стол и, отпихивая друг друга, принялись показывать мне свои лекции и совать зачетки.
— Ксерокопии берете? — спросил кто-то.
Вот люди, как будто мы находимся в пункте по обмену валюты. Беру ксерокопии, я все беру.
13.00. Сто десять раз расписалась в зачетках, с тоской подняла глаза и сказала:
— Ну, а теперь, дорогие козлища, идите ко мне сдавать зачет.
ГДЕ ОНИ? Где мои козлища? Шестнадцать физических тел с экзаменационными билетами исчезли, аннигилировали в пространстве!
Мое предположение оправдалось: козлища затесались с чужими лекциями в толпу овец и с чистыми глазами показали мне овечьи лекции. Считаю, мой научный эксперимент «К вопросу об исчезновении живой материи» удался.
Вот только интересно: неужели козлища думают, что они меня обманули? Неужели они, мои милые козлища, считают меня полоумным придурком, который не прыгает в душе от радости, что теперь ему не нужно принимать у них зачет?..
Всем желающим дала тест по определению характера. На тест остались все, включая жуликов-козлищ. Потому что самое интересное для всех, и овец, и козлищ — это они сами.
Студенты так долго не отпускали меня, что я несколько раз с надеждой повторила: «Ну, все? Можно, я уже пойду домой?»
— Вы как ребенок, — важно заметил мальчик в очках с первой парты.
— Я?.. Э-э… ну почему же?.. Почему именно я?.. Один известный западноевропейский философ сказал так: «Взрослых людей не бывает». Вообще не бывает. Поняли?
Студенты кивнули — поняли.
Этот известный западноевропейский философ — я.
Ехала домой и думала — а ведь известный западноевропейский философ прав. В полковнике ФСГДД живет мальчик, которого недолюбили, а в Морковском — мальчик, которого слишком часто обижали во дворе. Разве можно назвать их взрослыми, сознательными людьми?
Не говоря уж об остальных. И Алена, и Ольга, и Мура не вызывают у меня в этом смысле никакого доверия. Особенно Ирка-хомяк.
Андрей тоже хорош. Как взрослый, сознательный человек может с таким детским упоением относиться к Работе?! (Взрослый человек должен же понимать, что Работа никуда не денется!) Когда Андрей в восемь вечера внезапно срывается с места, чтобы быстро съездить за триста километров проверить электричество, и уверенно обещает вернуться к ужину, лицо у него становится в точности как у маленького мальчика в песочнице, — мама зовет его домой, а он ни за что — нужно еще завезти все машинки в гараж в песочнице. А тантрический секс?! Где при таком детском отношении к жизни возьмется время на тантрический секс?!
Ну и кто же из них взрослый, сознательный человек, кто?..
Ответ: неужели единственный взрослый, сознательный человек — это я?
Вечером были гости.
С каждым гостем я проводила отдельный научный эксперимент.
Эксперимент был такой: я открывала дверь, здоровалась и читала гостю первую строчку стихотворения Бодлера, за которое я получила второе место на поэтических чтениях в универсаме:
Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор — лазурь небес иль порожденье ада?..
и так далее.
— Скажи, откуда ты приходишь, Красота? — спросила я Ирку-хомяка.
— Из косметического салона, — ответила Ирка. — А что, заметно?
— Был в театре, потом у мамы, — отчитался Морковский.
— Из «Строймаркета», — сказала Алена, — купили кафель для дачи…
— С операции «Перехват», — сказал Кисуля Сергеевич. — А где хозяин дома?
— Обещал быть ровно в шесть — не раньше восьми, — ответила я.
Андрей пришел домой в девять.
— Скажи, откуда ты приходишь, Красота? — спросила я, открыв ему дверь.
