– Как обычно, – пробормотал он, вонзаясь зубами в пончик.
Я наконец тоже попробовал пончик. Боже, какой же я был глупец все эти годы! Почему же я не ел их раньше! Сколько времени я потерял даром! Жизнь текла сквозь пальцы, как песок, а могла быть наполнена великим смыслом…
Я съел свои пончики, один Машин (еще один у нее съел Ваня), мы зашли в раздевалку, и я попросил коньки. Все как обычно: Маше – 33-й размер, Ване – 32-й, себе – 43-й. Причем было понятно, что Ваня свои коньки не наденет и что они так и проваляются на скамеечке.
– Помоги мне, папа! – корчилась в муках Маша, натягивая конек на ногу.
Я попытался ей помочь, до предела расшнуровав конек, но она все равно не смогла натянуть его.
Ваня тоже застонал, пытаясь надеть свои коньки. Я вдруг все понял.
– Слушайте, у вас ноги выросли, – пробормотал я и попросил дать им коньки 34-го и 33-го размеров.
Они выросли за тот месяц, что мы не были на катке. Когда это происходит так демонстративно и показательно, то внушает какое-то даже смятение. Я подумал даже сгоряча, не взять ли и мне на всякий случай коньки 44-го размера, но опомнился.
Тут я осознал еще одну вещь – Ваня надел коньки. То есть он собрался на лед. Не поздновато ли? В конце концов, последний сеанс в сезоне. Ну посмотрим.
И я вывел на лед их обоих.
– К бортику! – крикнул Ваня. – Ведите меня к бортику!
Несколько минут он стоял, вцепившись руками в бортик. Потом я ему напомнил, что на ушу он так не стоит. Он оторвался от бортика. Мы с Машей взяли его за руки и повезли по льду. Он не двигал ногами (и правильно делал), и мы набирали скорость. Он катился на коньках – и быстро. Впереди был поворот. Это было единственное, о чем я не подумал. Он приближался стремительно, и я понимал, что Ваня не сможет повернуть. Просто не получится. Никак. Исключено. Но и остановиться мы уже не могли. Что я мог для него сделать? Только облегчить его страдания при падении.
– Ваня, – крикнул я, – дядя Володя учит вас падать?!
– Да! – крикнул он.
Дядя Володя, тренер по ушу, сам говорил мне, что учит.
– Тогда падай! – крикнул я.
И тут я увидел, что Ваня, стиснув зубы, поворачивает. Так на проселочной дороге в ливень пытается вывернуть из глубокой колеи пятитонный грузовик. И так же выглядит в этот момент лицо водителя, как выглядело в то мгновение лицо Вани.
Он повернул, мой мальчик. Что-то вскрикнул и повернул.
Упала Маша – и ногами вперед. Она срезала коньками не только Ваню, а и меня. И через мгновение мы все трое валялись на льду в таких неестественных позах, словно нас только что расстреляли в упор.
– Маша, вставай, – сказал ей Ваня.
Он был уже на ногах. Мы ему были больше не нужны. Ему нужен был бортик. Он начал пробираться вдоль овала, держась за него, и отмахивался от моей руки, когда я катился мимо. Через полчаса я видел его оторвавшимся от бортика и падающим. Но дядя Володя научил его падать. Он вставал и шел по льду дальше.
Потом он попросил меня и Машу снова взять его за руки. И мы опять покатились и плавно повернули. Я не верил своим глазам.
– А теперь, папа, – крикнул Ваня, – я подниму ногу! И он проехал несколько метров на левой ноге, чуть-чуть приподняв правую.
– Я еду на одной ноге! Вы видите?! – орал он нам. Мне казалось, его слышит весь каток.
«Приходят Чебурашка и Гена в прачечную…»
Я совсем уж не предполагал, что Ваня станет кладезем анекдотов. Он их собирает отовсюду: из поездок в Ершово с классом Маши, из прогулок во дворе, когда ему удается остаться без присмотра няни, и, конечно, из детского сада.
Проблема в том, что у кого-то эти анекдоты в голове дольше чем на день не задерживаются, а у него они там складируются, причем, подозреваю, на вечное хранение. В результате теперь, если мы едем в машине в кино из-за города, он может час в пробке вместо радиостанции «Юмор. БМ» просто рассказывать анекдоты один за другим без перерывов на рекламу. И он не повторяется, конечно.
– Вызывает король русского, немского и чукчу, – рассказывает Ваня, – и говорит: «Если кто-нибудь научит за неделю мою собаку говорить, я дам царство и красавицу дочь в придачу». А собака его была немая, даже лаять не умела. Через неделю немского вызывает, спрашивает: «Научил собаку говорить?» Тот отвечает: «Нет, она же немая!» Он ему отрубил голову. Русского вызывает и спрашивает: «Научил собаку говорить?» Он говорит: «Да». – «Ну, покажи». Собака залаяла. Русского король отпустил, но царства не дал. Но и голову рубить не стал. Вызывает чукчу и спрашивает: «Научил мою собаку говорить?» Тот говорит: «Конечно!» – «Покажи!» – говорит король. Чукча вынимает сардельку, собака как закричит: «Ну, дай, дай мне сарделька! Я уже целая неделя не есть!» Король отдал ему царство и красавицу дочь и спрашивает: «Как же это ты научил мою собаку говорить? Она же немая». А чукча говорит: «Это очень просто. Надо сначала научить собака голодать, а потом уже учить собака говорить».
И вот Ваня уже весь состоит из этих анекдотов. Я ему говорю:
– Ну, давай, расскажи про Чебурашку и Гену. Ваня морщит лоб, потом говорит:
– Я знаю семь. Тебе какой?
– Четвертый, – отвечаю я.
– Ага, понял, – говорит он и рассказывает про то, как Чебурашка и Гена в самолете летели…
Потом мы приезжаем в кинотеатр «Октябрь», смотрим репертуар и понимаем, что в этом кинотеатре, где больше десятка залов, нету ни одного мультика.
Маша говорит:
– Ну, я не очень-то и хотела смотреть мультик. Я хочу посмотреть «Шопоголика».
– Ты откуда про него знаешь? – удивляюсь я.
– Так реклама же по всей Москве идет, – отвечает Маша. – И потом, мы недавно с классом ходили в кино, на «Австралию». Ты же мне еще 500 рублей утром дал. Ты не помнишь, что ли? Так там перед фильмом показывали отрывки из «Шопоголика».
Я не помню насчет пятисот рублей, хотя и не исключаю, конечно. Уж больно точно она все рассказывает. И я в который раз с тоской думаю, что она уже смотрит взрослые фильмы и что это блаженное время, когда она была ребенком, что-то слишком быстро подходит, кажется, к концу.
– А ты знаешь, кто такой шопоголик? – с надеждой спрашиваю я.
Надежда состоит в том, что она этого не знает.
А моя последняя надежда – на Ваню, который все-таки младше Маши почти на два года. И может, хоть он хоть ненадолго задержится в развитии.
– Шопоголик – это тот человек, который увлекается шопингом и никак не может остановиться, – отвечает она.
– А что такое шопинг? – спрашиваю я, теряя надежду.
– Хождение по магазинам, – говорит Маша, – это же английское слово. Ты что, не знаешь?
– Ну ладно, пойдем на «Шопоголика», – пожимаю я плечами.
