Потом у него неожиданно получилось. Ни один мускул не дрогнул у него на лице. Он принялся за вторую петельку. Она была не такая вредная. Когда дело было сделано, он вздохнул:
– Ой, папа, как же я устал…
Но он сделал это. Да, мы сразу пошли в кино. Потом неплохо пообедали. Мальчик даже не очень радовался. Он принимал это как должное.
Между тем Маша в канун своего дня рождения просто осатанела. Куда бы мы ни пришли, она требовала везде все ей купить ко дню рождения. Если я ей отказывал, она говорила раздраженно:
– Тогда просто так купи.
Убедившись, что просто так шансов нет вообще, она проявляла необходимую изобретательность:
– Тогда купи на Восьмое марта.
В одном из магазинов Маша потребовала, чтобы ей купили волшебную палочку. Это была настолько красивая волшебная палочка, что я не был уверен, что она не настоящая. Достаточно сказать, что Алена начала просить купить эту палочку ей, если я сумею отказать Маше. То есть она была заинтересована в том, чтобы ее дочь осталась без подарка ко дню рождения. Первый раз, если не ошибаюсь, две эти девушки конкурировали друг с другом таким недвусмысленным образом.
Я хотел было спросить Машу, зачем ей волшебная палочка, как вдруг Ваня сказал:
– Маша, не надо!
– Почему? – удивилась она.
– А кто тогда будет моей сестрой?
– Я, – пожала она плечами. – Я твоя сестра.
– Нет, – объяснил он, – ты не будешь. Ты улетишь от нас. Ты будешь феей.
Честно говоря, такой вариант развития событий мне даже в голову не приходил. Ваня по большому счету был прав. Маша без волшебной палочки была его сестрой. Маша с волшебной палочкой автоматически становилась феей.
– Да, я буду феей, – подтвердила Маша. – Но я никуда не улечу. Я буду жить с вами.
Мне было интересно, что он на это скажет. Должны же быть какие-то еще аргументы.
– Хорошо! – удовлетворенно ответил Ваня.
Его Машин ответ, оказывается, вполне устраивал.
Ну а что я? Я маленький человек. В конце концов, у меня нет задачи во что бы то ни стало не покупать ребенку волшебной палочки. Я не боюсь к тому же, что Маша улетит от меня. Я давно приучил себя к этой мысли. Но это произойдет еще очень нескоро.
Вечером дети сидели и обсуждали, кто придет к Маше на день рождения. Им было обещано сказочное представление, и они имели полное право выбрать его героев. На равных правах фигурировали Синяя борода, Буратино, Питер Пэн, Серая шейка.
– Мама, – сказала наконец Маша, – давай придет Дюймовочка.
– А что, хорошая идея, – обрадованно сказала Алена, быстро найдя в Интернете среди ассортимента сказочных героев требуемую Дюймовочку.
– Договорились, – кивнула Маша.
– И жаба, – прошипел Ваня.
– Что? – переспросил я.
– И жаба придет. Жаба! Придет жаба!
Ему доставляло огромное удовольствие с чувством повторять это слово.
Я вспомнил, что в сказке про Дюймовочку и правда фигурирует жаба.
– Я не хочу жабу, – заплакала Маша. – Это мой день рождения! Пусть Ваня на свой день рождения приглашает жабу!
– К тебе придет жаба! – как заведенный повторял Ваня. – То-о-олстая такая!
– К тебе, Маша, придет эльф, – твердо сказала Алена. – Устраивает?
– Да, – кивнула Маша сквозь рыдания.
Через пару дней эльф и в самом деле пришел, и не один. Он принес с собой мышонка. Производитель постарался, чтобы соответствие с живым мышонком было максимальным, и это ему удалось.
– Вот к тебе пришел мышонок, Маша! – торжественно сказал эльф. – Он у тебя останется жить.
– А чем его надо кормить? – тихо спросила Маша. Она была потрясена. Мягкая игрушка и в самом деле казалась ей живой.
– Конфетами, – не задумываясь, ответил эльф. Маша быстро закивала. Ее глаза слезились от восторга.
– Вы что?! – закричал перепуганный Ваня. – Нам нельзя!
– Почему, мальчик? – удивился эльф.
– У нашего папы аллергия!
– На конфеты или на мышонка? – обеспокоенно переспросил эльф.
– На мышонка, – сказал Ваня. – У него же есть шерсть.
– Ничего. Папа переживет, – успокоил его эльф и снисходительно посмотрел на меня.
А на самом деле у меня уже была аллергия на эльфа.
«Где наш флаг?»
После Олимпийских игр в Турине я еще некоторое время не мог остыть, и поэтому через неделю после того, как они закончились, мы, уже в Москве, с Машей и Ваней пошли на фигурное катание. В «Лужниках» было ледовое шоу, которое называлось, по-моему, «Россия ждет». А может, как-нибудь по-другому, «Россия дождалась» или даже скорее «Россия не дождется».
И вот мы поехали на это шоу. Для начала мы, конечно, опоздали. В этом виноват я. Но все равно моей жене не следовало из-за этого говорить детям, что я обманщик. Да, Алена больше, чем они, хотела посмотреть на фигуристов, это я понимал; и даже не на всех без исключения фигуристов, а на одного, господина Плющенко, выдающегося спортсмена своего времени. Это я тоже понимал. Но я не поэтому опоздал на шоу. Весь этот день я занимался подготовкой к выходу в свет своей книжки «Олимпийские игрища», в которой господин Плющенко, как и остальные фигуристы, занимает, прямо скажем, не последнее место, и опоздал на шоу по той причине, что никак не мог придумать, как получше подписать фотографию, на которой господин Плющенко склонился с безмятежным видом и с телефоном возле уха к плечу своей мамы на трибуне туринского стадиона. То есть причина опаздывать была, убежден, уважительная. Я мог подписать, например, так: «Евгений Плющенко говорит по телефону, и явно не со своей мамой». Но я же этого не сделал. Я сидел и думал, как подписать эту фотографию. Шоу с его участием уже было в разгаре. Я в этом отдавал себе, конечно, отчет. Но все равно удивился, когда позвонил из издательства домой и Маша, взяв трубку и услышав, что я заеду за ними через пятнадцать минут, закричала:
– Ой, Ваня! Папа приедет! Он не обманщик! Мама, он честный парень!
После этого у меня по дороге в «Лужники» случился разговор с Аленой, в котором она в какой-то момент участвовать перестала. И только Ваня говорил мне:
– Папа, что ты так громко разговариваешь с мамой? Ты глухой?
Впрочем, как и следовало ожидать, мы успели. Мы пришли, когда выступала Ирина Слуцкая. Мы как раз шли вдоль бортика на трибуну, когда она пролетела мимо нас в тройном ритбергере и неплохо приземлилась. На Олимпиаде этот прыжок получился у нее хуже. Маша, увидев прямо перед собой летящую и к тому же кружащуюся в воздухе фигуристку, не поняла, что произошло. Мы уже сели на свои места, а она все обдумывала увиденное.
